Отомщенный любовник

Но и эти трагедии были не последними в ее жизни.

– После того как меня... вернули, отец позвал меня к своему смертному одру, – продолжила она. – Из всех Избранных, их всех его жен и детей, он хотел видеть меня. Но я не пошла. Я бы не выдержала... Я была уже не той его дочерью, которую он знал. – Ее глаза встретились с глазами Рива, в них таилась глубокая мольба. – Я не хотела, чтобы он знал, что случилось со мной. Что меня осквернили.

Боже, ему было знакомо это чувство, но мамэн не нужно было знать об этом бремени. Она не знала, с каким дерьмом ему приходилось иметь дело. И никогда не узнает, потому что было совершенно ясно, что главная причина, по которой Рив продавал себя, заключалась в том, что он хотел избавить ее от мучений, которые она испытает, если ее сына депортируют.

– Когда я отказалась пойти на его зов, ко мне пришла Директрикс и сказала, что он страдает. Что он не отправится в Забвение, пока я не приду к нему. Что он будет оставаться на этой болезненной грани между жизнью и смертью целую вечность, пока я не приду и не дам ему облегчение. На следующий вечер, с тяжелым сердцем я отправилась к нему.

В этот момент взгляд его матери стал жестким.

– Когда я прибыла в храм Праймэйла, он хотел обнять меня, но я не смогла... позволить ему сделать это. Я была совсем чужой, хоть и с любимым лицом, не более. Я пыталась разговаривать с ним вежливо и на отвлеченные темы. Именно тогда он сказал нечто такое, чего я не могу понять в полной мере и по сей день. Он сказал: «Тяжелая душа не может спокойно отойти, хоть тело уже теряет свои силы». Его держало то, что тяготило меня. Ему казалось, что как отец он потерпел неудачу. Что, удержи он меня на Другой Стороне, моя судьба сложилась бы иначе, намного лучше того, что произошло после моего ухода.

У Рива свело горло от внезапного, ужасного подозрения, которое неожиданно закралось в его голову.

Голос матери был слабым, но решительным.

– Я подошла к его ложу, он потянулся к моей руке, и я держала его ладонь в своих собственных. Я сказал ему, что люблю своего новорожденного сына, что собираюсь обручиться с мужчиной из благородной Глимеры, и что еще не все  потеряно. Мой отец искал правду в лице и словах, сказанных мною, и когда он остался доволен увиденным, он закрыл глаза... и отошел в Забвение. Я знала, что если бы я не пришла... – Она сделала глубокий вдох. – Воистину, я не могу оставить эту землю просто так.

Рив покачал головой.

– У всех все замечательно, мамэн. Бэлла и ее ребенок хорошо себя чувствуют и они в безопасности. Я…

– Перестань. –  Протянув руку, мать взяла его за подбородок, как тогда, когда он был совсем молод и плохо себя вел. – Я знаю, что ты сделал. Я знаю, ты убил моего хеллрена, Ремпуна.

Рив взвешивал, имело ли смысл лгать, но судя по выражению лица своей матери, правда вышла на поверхность, и ничего из того, что он мог сказать, не могло переубедить Мэдалину.

– Как, – спросил он, – как ты узнала об этом?

– Кто еще мог? Кто? – Она отпустила его подбородок и погладила по щеке, и он потянулся за этим теплым прикосновением. – Не забывай, я видела твое лицо каждый раз, когда мой хеллрен выходил из себя. Сын мой, мой сильный, властный сын. Посмотри на себя.

Ее искренняя, любящая гордость – вот, чего он никогда не понимал, учитывая обстоятельства своего зачатия.

– Я также знаю, – прошептала она, – что ты убил своего родного отца. Двадцать пять лет назад.

А вот это действительно было интересно.

– Ты не должна была узнать. Кто рассказал тебе об этом?

Она отняла руку от его лица, и указала на туалетный столик, на хрустальную чашу, которая, как он всегда предполагал, была предназначена для маникюра.

– Старые привычки Избранной Летописецы так просто не исчезают. Я увидела это в водах. Сразу после того, как все произошло.

– И ты ничего не сказала, – удивленно произнес он.

– И больше не могу держать это в себе. Вот зачем я призвала тебя.

Ужасное чувство нахлынуло вновь, Рив оказался в ловушке между тем, о чем собиралась попросить его мать и своим твердым убеждением, что его сестре вряд ли станет легче, узнай она все грязные и злые тайны их семьи. Бэллу эта гадость никогда не касалась, и сейчас не было никаких оснований для признаний, особенно учитывая, что их мать находилась при смерти.

Нет, Мэдалина не умирает, напомнил он себе.

– Мамэн…

– Твоя сестра ни в коем случае не должна об этом знать.

Рив напрягся, молясь о том, что расслышал ее правильно.

– Прости?

– Поклянись мне, что сделаешь все, что в твоих силах, чтобы она никогда не узнала. – Когда мать наклонилась вперед и схватила его за руки, он мог поклясться, что ее пальцы вошли глубоко его под кожу, так напряглись кости на ее руках и запястьях. – Я не хочу, чтобы она несла это бремя. Тебя вынудили обстоятельства, и я бы избавила тебя от этого, но не смогла. И если она не узнает, то следующее поколение не настигнут страдания. И Налла не будет нести сей крест. Это знание умрет вместе с тобой и мной. Поклянись мне.

Рив смотрел в глаза матери и понимал, что никогда еще не любил ее так сильно, как в этот момент.

Он кивнул.