— Опять запишешь меня в извращенцы? — с легкой насмешкой поинтересовался Богдан, пристраиваясь рядом, копируя мою же позу. Я уже заметила, что когда становлюсь невыносимой язвой, парень наоборот, очень уж немногословен и непробиваемо невозмутим. По-моему, он единственный, кого мой нескончаемый запас язвительных замечаний вообще никак не трогал.
— То есть ты подглядываешь не только за больными, но и за девушками, попавшими в беду? Фиговый из тебя рыцарь на белом коне.
— Запру, — с абсолютной серьезностью пообещал блондин, но улыбка и прыгающие в ясных голубых глазах чертики выдали его сразу же.
— Только не в туалете! — поспешила я откреститься от сомнительной участи. Машинально глядев черный кафель на стенах и кремовый на полу и потолке, протянула, — Я люблю необычные дизайнерские решения, но любоваться ими часами как-то не готова.
— Могу предоставить широкий выбор помещений, от классики до модерна, — щедро предложил Богдан, уже откровенно улыбаясь.
— Вы опасный человек, мсье Полонский, — с восхищением протянула я и цокнула языком, — Даже не знаю, радоваться мне или бояться.
— По крайней мере, краснеть как пятиклассница на первом свидании ты перестала, — заметил блондин.
— Спасибо, — тихо вздохнув, я склонила голову на бок, пристроив ее на предплечье парня, и заметила, — Смотри, спасать меня скоро войдет в привычку.
— После того, что было между нами у тебя дома, я вообще по всем канонам должен давно на тебе жениться, — подколол меня приятель. Именно приятель — после его стараний выхаживать мою болезненную тушку, называть Полонского просто знакомым у меня язык не поворачивался.
— Ты все никак пижаму мою забыть не можешь? — тихо прыснула, вспоминая многозначительный взгляд блондина, проснувшегося поутру и обнаружившего за своей спиной сладко посапывающую меня. Ночью мне стало жарко и плед ушел на пол. Весьма предсказуемо замерзнув в скором времени в очень коротких шортах и тонкой маечке, я машинально подкатилась под бок задремавшего под утра Богдана. Никто из нас тогда ничего не заметил, а вот когда проснулись…
С тех пор парень спал исключительно на диване в зале, а моя недоверчивость к нему пропала совсем. За полторы недели непрекращающейся заботы, ухода и реального беспокойства о моем самочувствии — какие к лесным ежикам сомнения? И пущай мотивы данной личности мне до сих пор не совсем ясны, доверие к нему возникло как-то само собой.
— А, так это была пижама? — якобы удивленно протянул блондин с таким выражением лица, что я не выдержала и рассмеялась.
— Так, не позорь мою девичью честь, она мне еще пригодиться! — но тут же оборвав смех, невольно поморщилась, — Мне на ближайшее время итак позора хватит.
— Отвезти тебя домой? — тут же предложил Полонский. Тактичный он, зараза.
— Не, — отказалась я, расплываясь в многозначительной, коварной улыбке, — Есть предложения получше!
Кажется, одна из моих одногруппниц предпочитала на обед исключительно сливочный крем-суп с морепродуктами…
— Ань, когда ты так улыбаешься, мне становится страшно, — с усмешкой заметил Богдан.
— Бойся меня, — согласно кивнула, подходя к двери, — Ибо я сама себя боюсь!
Даже не доходя до кафетерия, я услышала доносившийся оттуда радостный гогот и бурное обсуждение произошедшего, включая красочные описания выражения лица меня любимой. Хмыкнув, я осторожно выглянула из-за распахнутых дверей и, убедившись, что Отольская сидела на прежнем месте, аккурат возле памятного столика, резко выдохнула. Встала на цыпочки, встряхнула кистями руку, мотнула головой… и вошла уже абсолютно не скрываясь.
По мере моего приближения, студенты замолкали один за одним, но комментировать мое внезапное появление не стали, то ли от удивления, то ли от восхищения моей наглостью. Как бы то ни было, свой план я успела провернуть до того, как кто-нибудь из золотой молодежи решил съязвить, а гоп-компания за «моим» столиком узрела меня во всей красе.
Мимоходом подцепив со стола одногруппников традиционную тарелку для горячих блюд, плоскую по краям, глубокую в центре, я сделала последние три шага. Сидевшая на прежнем месте Аленка, как и стоящий за ее спиной Эльфенок мое приближение видели, но говорить ничего не стали, наоборот, от их взглядов уверенности в своем решении только прибавилось!
И я, в полнейшей тишине, под десятки взглядов ошарашенных сокурсников… медленно и с наслаждением вылила на голову радостного Исаева целую тарелку супа.
Хохот оборвался тут же! Стало тихо-тихо, прям как в могиле. С оглушительно громким звоном на пол упала чья-то вилка, а я, положив ладони на относительно чистые участки плеч шатена, наклонилась и громко шепнула ему на ухо:
— А я ведь предупреждала, нехристь. Не тебе одному меня манерам учить!