Отпадение Малороссии от Польши. Том 1

Между тем коммиссары, воображая, что решимость казаков разорвать связи с мятежниками, не уступит новым соблазнам, отправили их на Запорожье, под начальством Ильяша Караимовича и полковника коронного войска, Мелецкого, придав последнему значение королевского коммиссара. В городах оставили на страже только по сотне казаков из каждого полка. Полки Чигиринский и Белоцерковский предназначались оставаться за Порогами для содержания очередной стражи; но голод не позволял собрать съестных припасов разом на все время очередной стоянки, то есть на три месяца, и потому было приказано им явиться под Крылов только в половинном составе.

Прибыв к ознаменованному уже Павлюковщиною Микитину Рогу, где кочевала запорожская вольница, Мелецкий послал в Сечь универсал, приглашавший проживающих там реестровиков воспользоваться королевскою милостью, по примеру их украинских братий, а оказаченной черни, бежавшей из королевских и панских имений, дозволявший свободно вернуться домой со всею своею добычей. В противном случае универсал грозил лишить жизни оставленных ими в Украине жен и детей.

Сколько известно из актовых книг и других точных свидетельств, подобные угрозы никогда не были приводимы в исполнение; но они давали такое убедительное основание для сочинителей ложных слухов о ляшской тирании, что эти слухи и теперь еще кажутся справедливыми людям несведущим и несообразительным.

В настоящем случае они оправдывали распространяемые умышленно за Порогами рассказы об избиении казацких поселений в Корсуни и других городах и селах по реке Роси. Озлобленные и без того сечевики приняли универсал Мелецкого с яростью, изорвали в клочки, и приковали посланцев к пушкам.

Прождав несколько дней ответа в своем стане, Мелецкий нашел однажды утром на берегу Днепра угрожающее письмо. Оно подействовало, точно чары, на реестровиков, боявшихся запорожского террора пуще всякой грозы со стороны правительства. Реестровики перебегали в Сечь толпами, а в стане Мелецкого происходило такое волнение, что он и его товарищ Ильяш боялись очутиться в плену у собственных подчиненных.

Воду в Днепре между тем «пустило», а с весеннею водою ожили самые дерзкие надежды запорожской вольницы. Мелецкий от 28 февраля (10 марта) писал к Станиславу Потоцкому, чтоб он разослал по украинским городам предостерегательные универсалы и снабдил города стражею, которая бы не пускала к низовцам ни съестных припасов, ни вспоможений, «потому что те, которые кочуют за Порогами» (говорил он), «руководят всем бунтом».

С своей стороны Ильяш Караимович послал гонца «вскачь» с универсалом ко всем атаманам и товариществу, оставшимся дома, чтоб они, под опасением смертной казни, до возвращения войска из похода, ни одного человека не пускали для рыбного промысла ни за Пороги, ни на Дон, ни на другие речки. В то же время он умолял гетманского наместника в Украине, чтоб он приказал всем старостам и подстаростиям удерживать народ от побегов на Запорожье, и не пропускать туда никаких съестных припасов. Он был уверен, что запорожцы изменят сами себе, когда у них не станет чем питаться.

Станислав Потоцкий немедленно разослал строгие универсалы, грозившие конфискацией имущества и смертною казнью тем, кто будет посылать на Низ борошно и другие нужные для войска припасы. Вместе с тем он поставил сильную стражу в Чигирине и в Кременчуге, которого никто не мог миновать, идучи за Пороги ни водою, ни сухим путем: «ибо там Днепр» (писал он в реляции) «идет уже в речки». Одна была беда, что на вопросы, как поступать здесь в предстоящих событиях, от коронных гетманов получались ответы весьма нескоро. Там были свои причины медленности, о которых было неудобно даже выражаться иначе, как пословицами.

Между тем по Украине разнеслась (распущенная, без сомнения, с умыслом) молва о поражении верных правительству казаков на Низу, и долетела в одну сторону до пограничных московских воевод, которые уведомили о том своего царя, а в другую — до коронных гетманов. Всего сильнее действовала она на украинских мещан и мужиков, которые страдали от жолнерских постоев. Охранители безопасности Речи Посполитой, своим самоуправством, бравурством, своими упреками в измене, придирками к заподозренным людям ради подарков и в особенности «непочестными речами» с женщинами (в которых издавна были грешны и запорожцы) накликали на свое государство опасность горше прежней.

Кто прежде и не думал бунтовать, и тот желал теперь низовцам успеха, склонял в их пользу мнение близких к себе людей, и уходил за Пороги от действительной или кажущейся беды. Озлобленных людей в Украине прибавлялось; расположенных в пользу порядка и закона уменьшалось. Перед жолнерами и местными властями все сохраняли вид покорности. Перед вечистыми панами, старостами, державцами и дозорцами разных имений чернорабочие не высказывались. Но бегство на Запорожье усиливалось; беспокойство шляхетского сословия вместе с духовными папистами возрастало, и, можно сказать, в самом воздухе ощущалось уже дыхание нового бунта.