Отпадение Малороссии от Польши. Том 1

Возвращение реестровиков из похода не восстановило в простом народе ни охоты к мирным занятиям, ни уверенности, что села и города, объедаемые жолнерами, не подвергнутся мстительному набегу запорожцев. Тревожные слухи предупреждали события. Начальники военных отрядов, разбросанных по зимним стоянкам между Нежином и Чигирином, бросались опрометью защищать пограничье от вторжения казацкой орды. Но казацкая орда нигде, покамест, не появлялась.

В начале апреля, Станислав Потоцкий получил известие, что за Ворсклом собралось до 3000 низовцев, и покушается на пограничную от Московского царства крепость Гадяч, чтоб овладеть тамошними пушками. Гадячские урядники умоляли Потоцкого спасать их город. Потоцкий поднял на ноги все свои хоругви; велел и Ильяшу двинуться с реестровиками к Гадячу. Но оказалось, что несколько десятков казаков, бежавших за московский рубеж, угнали в Вишневетчине стадо рогатого скота, и весть об этом, переходя из уст в уста, выросла до громадных размеров.

Но в отсутствие Станислава Потоцкого, Нежин обнаружил, что в нем есть люди, готовые затеять новый бунт. На рынке перед замком, выставлено было на столбах несколько казацких голов. Ночью кто-то снял эти головы, и замковая сторожа слышала, как бунтовщики, вместо бубнов, стучали в пустые бочки. По слухам, в ту же ночь собралось 200 гультаев, и вышли было на грабеж панских имений, но, заслышав о возвращении Потоцкого, вернулись в город «мелкими червячками». Вследствие розысков о похищенных головах и злонамеренных гультаях, было набито битком три тюрьмы подозрительным народом. Неизвестно, как с этим народом поступлено, но достойно замечания, что один приходский дьяк, обвиненный в похищении казацких голов, оправдан только потому, что присягнул в своей неповинности.

Адам Кисель ездил в это время в Варшаву на сейм, перед которым был представлен знакомый уже сеймующим панам Павлюк вместе с Томиленком и еще двумя соучастниками казацкого бунта, которых имена остаются нам неизвестными. Кисель напрасно твердил земским послам и сенаторам, что эти старшины выданы за его ручательством; напрасно предостерегал, что их казнь породит недоверие к представителям правительственной власти, и раздражит казаков пуще прежнего. Его не слушали, ходатайства его не уважили. Слухи о сожженных костелах, о поругании священных сосудов и аппаратов, об избиении апостолов «единой спасающей церкви» вместе с теми, которые оставили невежественную Наливайкову секту и волчью религию ради веры, вносящей в общество просвещение и человечность, — эти слухи дали римской партии решительный перевес над польскою и русскою, — клерикалам католикам над протестантами и дизунитами, — иноземному фанатизму над национальною терпимостью. Общественное мнение правительственной шляхты было слишком сильно раздражено против казаков. Сам король, помиловавший Павлюка по просьбе коронного канцлера, должен был теперь согласиться с решениями национального собрания, каковы бы они ни были. Поэтому он утвердил и все прочие меры принятые сеймом для предупреждения казацких бунтов на будущее время.

Реестровые казаки представили королю и его радным панам просьбу о возвращении прежних прав, которые, по их словам, были им пожалованы за их «кровавые услуги».

Они просили также о защите казацких вдов от притеснений украинских урядников, и жаловались на коронного стражника, Лаща Тучапского, завладевшего тремя селами Трахтомировского монастыря, да на киевского земского писаря, православного пана Проскуру, присвоившего четвертое село того же монастыря. «Упомянутая церковь Божия», сказано было в казацкой инструкции на сейме, «терпит множество обид от этих двух панов, и потому послы должны горячо и со слезами просить его королевскую милость, чтобы все оные села были возвращены».

Но на горячие просьбы последовал холодный ответ, или вернее — выговор, в котором, между прочим, сказано, что казачество не вырвано с корнем только по особенной сердечной доброте его королевской милости. А в сеймовой конституции 1638 года о казаках постановлено следующее:

«.............. разгромив их и отвратив от Речи Посполитой imminens periculum, [60] отнимаем у них на вечные времена все их давние юрисдикции, почетные звания, прерогативы, доходы и иные отличия, заслуженные ими от наших предков, а ныне утраченные их бунтом, и будем считать уцелевших от гибели на войне поспольством, обращенным в мужиков».

Что касается трахтомировских сел, то они не только не возвращены казакам, напротив, сеймовая конституция назначила особых коммиссаров, которые бы сделали розыск, что отнято казаками у шляхты в соседстве Трахтомирова, и все то возвратить старым владельцам.