ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 3)

на короля с долины. Здесь наш земляк Артишевский пригодился панам знанием

военного дела,—пригодился настолько, насколько король и его генералиссимус не

мешали ему своим главенством. С левой стороны заслонил он королевское войско

непереходимым озером, с правой—долинами и байраками, едва возможными для

перехода пешком. В тылу находилось местечко, а мосты были защищены возами и

пехотою. Неприятель не мог ни окружить войска, ни развернуть перед ним своего

фронта. В голове королевской армии стояла иноземная пехота Губальта; правым

крылом командовал подольский воевода, Станислав Потоцкий, знакомый с Павлюком,

Скиданом, Оетраницею, Кудрею, Пештою, Гуяею; левымъ—Юрий Любомирский;

Краковский „генералстароста*.

Сперва Татары „грасовали* по всему полю в рассыпную; вдруг сбились в густую

тучу и грянули на правое крыло. Потоцкий встретил их огнем и не двинулся с места

под их напором. Тогда часть Орды, под начальством Артимир-бея, обогнув голову

королевского войска, ударила на левое крыло. Генерал-староста не выдержал удара.

Страх охватил чисто-польскую шляхту. Король три раза возвращал отступающих

мольбами и угрозами; три раза отбрасывал их бурным напором Артимир-бей. Наконец

подоспели две гусарские хоругви и королевские рейтары. Рейтары стояли против

азиятских наездников непоколебимо, а между тем маиор Гиза, с двумя компаниями

пехоты, повернувшись фронтом в левому крылу, открыл по Татарам непрерывную

пальбу, а генерал Артишевсвий разил Орду из пушек. Сколько раз ни бросалась она за

отступающими Поляками,, боковой огонь заставлял ее опомниться.

С утра до вечернего благовеста отбивалось таким образом королевское войско от

ханского. Под звон вечернего благовеста Татары отступили в поле на три стадии от

боевища и стали кормить лошадей. Теперь куда бы ни двинулось королевское войско,

всюду ждал его неприятель.

.

41

Король потерял в этот день, как пишут не менее 2.000 человек, заслуживавших

лучшей участи под начальством лучшего полководца. Сборное войско показало

значительную силу стойкости. До булавы недоставало только головы. Наш столько же

даровитый, как и коварный Хмель, не обнажив еще сабли, одною сметливостью своею

побил цвет королевского войска.

Вечером было видать панам, как у татарского и у козацкого ханов разбивали

палатки в полумиле от королевского лагеря. Ко* роль расставил крепкия стражи, велел

жолнерам стоять всю ночь под оружием, насыпать окопы и разобрать мосты на Стырне.

Не сходя с коней, стали совещаться, чтд делать далее. Артишевский вспомнил свою

старину и утверждал, что занятая войсками позиция дает возможность обороняться от

400.000 варваров. Боевая фантазия разыгралась в нем до такой степени, что он

вызывался довести короля и войско до Збаража. Это показывает нам, что были в

польскорусском обществе силы, рвавшиеся из-под гнилого правительственного состава

к мужественному выбору между честною смертью и бесчестною жизнью. Но эти силы

были, можно сказать, погублены королевско-канцелярскими проволочками и

порядками. В настоящем положении дел благородная решимость наших Артишевских

сделала бы не более того, чтб возмогло сделать великодушное мужество наших

Вишневецких. Малолюдное сравнительно панское войско само пришло в широко

расставленные неприятельские руки. В Зборове ли, или в Збараже, рано ли, или поздно,

но Чигиринский мурлыка сделал бы над варшавскою мышью свой цап-царап.

Поняла теперь это безразсудная мышь, и вспомнила о пренебреженном совете

Ногайца—разъединить Хмельницкого с Ислам-Гиреем. Было уже поздно прибегать к

этому средству,’ но лучше поздно, нежели никогда. Лучше поступиться хану всем, чти

дозволяет и чего не дозволяет национальная честь, нежели -очутиться в беспощадных

лапах Козацкого Батька, заявившего мысль о панованье над всей Польшей.

Паны находили невозможным выдержать блокаду ни по месту, ни по запасам.

Явилась было у них мысль—провести короля тайно из обоза, чтоб он стал во главе

посполитого рушения, которое было уже в дороге,—опасная мысль, напоминавшая

resumere vires Киселя, который находился |ут же, как неизбежное злобная?' ских

совещаний. С этой ли стороны, показалась она пайцмs..неудобо-исиолнимою, или,

может бть, с той, что в таком случае

т. III.

6

42

.

они лишили бы себя возможности выбраться из западни посредством своего

готового на все избранника,—неизвестно; только было предпочтено написать от его

имени к хану.

В освобождении Ислам-Гирея из польского плена важную роль играл Владислав IV.

Опираясь на благодеяние покойного брата, Ян Казимир обещал хану свою дружбу и

незаплаченный гарач, который называл подарками. С этим письмом тотчас отправили

того самого Ногайца, который давал благой совет еще под Здочовым.

Ночь была тихая. Но войско волновал слух о намерении короля и панов уйти из

лагеря. Не умели в погибающем панском государстве сохранить и настолько тайны,

насколько между хмельничанами хранили ее мужики. Зная по бегству из-под Нилявцев,

к чему способны люди, стоявшие в Польше на высоте знатности, два ротмистра,

представители польской национальности, Белжецкий и Гидзинский, упредили