Отпечаток пальца

Он взял в руки конверт, его брови сошлись на переносице над глубоко посаженными глазами. Он достал письмо и, нахмурившись еще сильнее, погрузился в чтение. Он прочитал его до конца, перевернул листок и перечитал еще раз. Затем, посмотрев на нее исподлобья, резко спросил:

— Кто, по-твоему, написал его?

— Понятия не имею.

Он бросил его на лежавший на столе блокнот с промокательной бумагой:

— Дешевая бумага, ужасный почерк. О чем все это свидетельствует?

— Не знаю.

Джонатан откинулся назад и развернул свое кресло так, чтобы видеть ее перед собой.

— Дешевое, мерзкое письмо. Но с какой целью оно написано?

— Не знаю, — снова повторила Джорджина.

Внезапно в его голосе появились резкие ноты.

— Это означает, что ходят какие-то сплетни! О Мирри и о тебе. Люди болтают! Почему? Что-то явилось причиной этих сплетен на твой счет!

Почему мне ничего не известно об этом?

— Мне нечего тебе рассказывать. Он придавил рукой письмо:

— Нет дыма без огня! Такие письма не пишут, если на этот счет не ведется разговоров! Разговоры и эмоции! Если ты не ладишь с Мирри, тебе следовало сказать мне об этом. Ты прекрасно знаешь, что она не скажет ни слова. Она только и думает, как бы угодить тебе. Наверное, мне давно следовало бы обратить на это внимание. Не знаю, почему раньше мне не пришло это в голову. Мирри всегда чувствовала себя такой беззащитной, у нее не было уверенности ни в себе, ни в тебе.

Джорджина отступила на шаг:

— Дядя Джонатан!

— Я-то считал, что ты обрадуешься ее появлению в нашем доме так же, как я. Она так благодарна за все, так старается угодить каждому. Не понимаю, почему ты относишься к ней с предубеждением.

— Почему ты говоришь, что я отношусь к ней с предубеждением?

Джонатан всегда был скор на расправу, но раньше он никогда не сердился на нее. Джорджина не испугалась, но его слова задели ее. Все произошло так внезапно, так не вязалось с теми отношениями, которые сложились между ними. Джонатан ударил кулаком по столу и по лежавшему на нем письму:

— Я не понимаю всей этой чепухи относительно одежды — что ты отдаешь ей свои старые вещи. Это было бы слишком унизительно… на самом деле, унизительно. Как для нее, так и для меня, поскольку, очевидно, на это обратили внимание. Не могу понять, как ты опустилась до этого!

Джорджина не отводила взгляда от его лица. Она увидела, как изменилось его выражение, оно стало суровым и неприязненным. Тем не менее Джорджина заставила себя говорить спокойно:

— Ты даже не удосужился меня спросить, правда ли это.

— Так я спрашиваю тебя об этом сейчас.

Она сделала шаг вперед и оперлась рукой о край стола:

— Ты позволишь мне рассказать тебе, что случилось? Ты привез сюда Мирри, и у нее не было ничего. Ты сказал, что она приехала погостить. Не определил, на какой срок. Ты не сказал, что хочешь взять на себя заботу о ней.

— У меня не было никаких планов.

— Дядя Джонатан, у нее не было приличной одежды. Я отнесла миссис Белл в Дипинг кое-что из своих вещей. У нее умелые руки, она взяла их и перешила по размеру Мирри. Если Мирри это не понравилось, она мне не сказала ни слова. Наоборот, она была очень довольна. Говорила, что у нее никогда не было таких красивых платьев, и, мне кажется, она говорила искренне. Это были очень дорогие вещи.

Джонатан наклонился к ней.

— Тебе не следовало поступать так, — сказал он. — Это поставило ее в неловкое положение. Ты должна была прийти ко мне.

— Мне не хотелось.

Не в ее привычках было объяснять дяде, что она действовала, повинуясь инстинкту. Ей хотелось только одного: обогреть и приласкать бездомного котенка, которого Джонатан подобрал и принес в дом. С Мирри прибыл сундук, набитый буквально лохмотьями — заношенными грязными платьями, в основном черного цвета. Кроме того, там лежали старые порванные книги, а чтобы все это не вывалилось, сверху засунули засаленное пуховое одеяло. В сундуке не нашлось ни одной вещи, которую было бы прилично носить в Филд-Энде. Там вообще не было никакой одежды. Джорджина не могла сказать ему, что у Мирри не оказалось ни нижнего белья, ни ночной рубашки, практически ничего, кроме платья из дешевой ткани и такого же дешевого пальто, которое она надела поверх него.

Джонатан повторил ее последние слова:

— Тебе не хотелось? Почему?

У Джорджины возникло ощущение, заставившее тоскливо сжаться ее сердце, что они с бешеной скоростью низвергаются в пучину несчастья. За столько лет она так хорошо изучила своего дядю, что не могла ошибиться в оценке происходящего. Она не раз видела, как он запутывался в размолвках, противоречиях и ссорах, часто возникавших из-за пустяков, а кончавшихся горьким отчуждением. И всякий раз, как возникал очередной инцидент, он становился невосприимчив к доводам разума или к анализу причин случившегося. Но к ней он всегда относился с любовью и лаской. Она семнадцать лет прожила под его крышей, и таких сцен у них никогда не было. Она не могла поверить, что он так отдалился от нее, что ей уже не достучаться до его сердца. Но она твердо решила не прекращать попыток.

— Это трудно… — начала она.