Отпущение грехов

Майкл встал, решив вернуться, но, прежде чем зашагать назад, помедлил в лунном свете, глядя на дорогу. Вдоль полотна тянулась линия телефонных проводов; проследив ее взглядом, он услышал вновь — на сей раз громче и ближе — гудок нью-йоркского поезда, который с музыкальной четкостью нарастал и затихал в ночной тишине. И тут его глаза, скользившие вдоль полотна, остановились на одной точке в ряду столбов — до нее было примерно с четверть мили. То был столб вроде такой же, как и остальные, да все же не такой: было в нем нечто неуловимо отличное.

Пока он смотрел — так случается сосредоточить взгляд на элементе узора ковра, — в мозгу у него произошло нечто удивительное: в мгновение ока он увидел всю ситуацию в совершенно ином свете. Нечто долетело до него с шепотом ветерка, нечто, что изменило всю тональность произошедшего. А было это следующее: он вспомнил, что читал где-то, как давным-давно, в Средние века, некий человек по имени Герберт подвел итог всей европейской цивилизации. Майклу вдруг сделалось ясно, что он и сам только что оказался точно в таком же положении. На один миг, в единственной точке времени, все милосердие мира сосредоточилось в нем одном.

Он сообразил это за одну-единственную секунду, испытав страшное потрясение; и в тот же миг понял, почему должен был помочь Чарли Харту. Потому, что невыносимо будет существовать в мире, где к тебе никто не придет на помощь, где любой человек может оказаться таким же одиноким, каким оказался сегодня Чарли.

Ну да, конечно же, в этом все и дело: ему сегодня выпал особый шанс. К нему пришел человек, которому некуда было больше пойти, — а он его прогнал.

Все это время, весь этот миг, Майкл стоял совершенно неподвижно, уставившись на телефонный столб у железнодорожного полотна — тот самый, который показался ему не совсем таким, как остальные. Луна теперь светила так ярко, что он увидел на самом верху столба белую поперечину; он вгляделся, и ему показалось, что поперечина эта окружена пустотой, будто остальные столбы от нее отшатнулись.

И тут примерно в миле он услышал стук и лязганье электропоезда, отошедшего от станции; этот звук будто вернул его обратно к жизни: он коротко вскрикнул и, спотыкаясь, помчался по шоссе к столбу с поперечиной.

Еще один свисток поезда. Чух-чух-чух — поезд приближался: шестьсот, пятьсот метров; когда он вкатился под мост, Майкл уже бежал в ярком свете его прожектора. В мозгу у него осталось только одно чувство — ужас. Он знал только одно: что должен оказаться у столба раньше поезда, а до столба было еще пятьдесят метров, и он выделялся ярко, будто звезда, на фоне неба.

На другой стороне полотна, под столбами, дорожки не было, но поезд был уже совсем близко, он не мог больше ждать — иначе вообще не успеет перескочить через пути. Он метнулся прочь с дороги, в два прыжка перемахнул через рельсы и помчался по бугристой земле — поезд теперь буквально дышал ему в спину. Десять метров, пятнадцать — гул электрички превратился в рев. Майкл добежал до столба и всем весом навалился на человека, который стоял там, у самого полотна; от удара тот рухнул на землю.

В ушах загремела сталь, тяжело застучали колеса по рельсам, раздался рев воздуха — поезд девять-тридцать пролетел мимо.

— Чарли, — выдохнул Майкл бессвязно. — Чарли.

На него как из тумана глянуло белое лицо. Майкл перекатился на спину и лежал, отдуваясь. Жаркая ночь затихла — никаких звуков, лишь далекое бормотание уходящего поезда.

— Господи боже мой.

Майкл открыл глаза и увидел, что Чарли сидит, зарывшись лицом в ладони.

— Все хорошо, — выдохнул Майкл. — Все хорошо, Чарли. Дам я тебе денег. Я сам не знаю, о чем я думал. Да ты… ты же один из моих самых давних друзей.

Чарли покачал головой.

— Я не понимаю, — проговорил он прерывающимся голосом. — Откуда ты взялся и как сюда попал?

— Я шел за тобой. Почти по пятам.

— Я стою тут уже с полчаса.

— Очень хорошо, что ты выбрал именно этот столб — ну… чтобы подождать под ним. Я высмотрел его с моста. Он отличается от других из-за этой поперечины.

Чарли нетвердо поднялся на ноги, сделал несколько шагов и оглядел столб в свете полной луны.

— Как ты сказал? — проговорил он озадаченно минуту спустя. — Ты говоришь, на этом столбе есть поперечина?

— Да, конечно. Я долго на нее смотрел. Именно благодаря ей…

Чарли еще раз посмотрел вверх и, как-то странно поколебавшись, произнес:

— Там нет никакой поперечины.

Отпущение грехов [27] ( Перевод Е. Калявиной )

I