Отпущение грехов

Но хуже всего было то, что от неожиданности мышцы влагалища сжались, и я не мог скатиться с Анжелы, подойти к двери и набить табло суперорлу Олегу Ружину, который не смог найти для визита более подходящего момента и теперь бормотал из коридора:

– Эй, Чубчик, ты там?

– Да, – сказал я, стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее. Кажется, из этой затеи ничего не получилось, но Ружин, услышав ответ, невероятно возбудился. Почти как я получасом раньше.

– Ну, наконец-то! А я думал – куда ты делся? Мне нужно с тобой поговорить.

– Мне тоже нужно с тобой поговорить, – я заскрипел зубами. – Только попозже, хорошо? Я сам к тебе зайду. Нужно еще кое-какие дела уладить.

– Хорошо, – легко согласился он. – Я у себя подожду.

Мы услышали, как удаляются его шаги по коридору. Мы бы услышали и их приближение, не будь сверх меры заняты в тот момент.

Анжела вдруг весело засмеялась, приглушив смех ладошкой. Я с тревогой посмотрел на нее, но истерикой, кажется, не пахло, и я осведомился:

– Ты чего?

– О, господи! – простонала она, захлебываясь. – Так напугать бедную девушку! А ты молодец – «Кое-какие дела уладить»!

Я тоже несмело хохотнул. Но она меня все-таки заразила, и через секунду мы уже хохотали вовсю.

– Ох! Хорошо, что дверь была закрыта! – причитала она. – Представляю его физиономию, когда бы он вошел и увидел, что мы…

Я тоже представил себе это и мне стало еще веселее. Человек может застать себе подобного сидящим на унитазе и будет смущен куда меньше, чем став свидетелем чужого полового акта. При том, что и то, и другое – лишь отправление естественных природных потребностей, в последнем случае его лицо сразу делается глупым и он принимает вид, что ничего особенного не происходит – просто двое делают гимнастику. Тогда как в первом случае лишь с легким сарказмом осведомится: «Обосрался? Ну-ну!». И инцидент будет исчерпан. Почему такая разница – непонятно, но что есть, то есть. Это закон природы, а законы не обсуждают, их исполняют.

Секс у нас все-таки получился. Не такой страстный, каким обещал стать до появления Ружина, но это, наверное, правильно. Трудно ожидать, чтобы мы снова накалились до той же степени. Нет, все произошло медленно и без лишней суеты, и, надо сказать, ни она, ни я результатом разочарованы не были. Когда я покидал Анжелу, та расслабленно вытянулась под одеялом, прикрывшись им до пояса, и смотрела на меня спокойным взглядом удовлетворенной во всех отношениях женщины.

– Ты надолго? – спросила она, когда я, натянув брюки и футболку, суматошно пытался всунуть ногу в тапочек. Это у меня, по какой-то причине, получалось плохо, но ответить не помешало.

– Да, наверное. Полчаса, как минимум. Дела.

– Понимаю, – сказала она и хихикнула. – Я тебя дождусь. И когда ты придешь, мы повторим все заново. Тогда я из тебя все соки выжму.

– Ужас какой, – сказал я. Тапочки мне, наконец, покорились, и я тоже был удовлетворен во всех отношениях. – Хотя я не против. Ты, главное, не засни.

– Не переживай, – успокоила она, и я вышел из номера, захлопнув за собой дверь.

Ружин восседал в кресле и читал газету. Увидев меня, отложил ее в сторону и как-то по особенному суетливо стал оправдываться, хотя от меня не успел услышать ни слова:

– А я вот сижу, читаю. Время как-то убить надо. Купил сегодня днем газету какую-то местную, думаю – зря, что ли? Хоть буквы знакомые поискать, – он явно чувствовал за собой вину, но в чем она заключалась, я пока даже предположить не мог. – Зашел к тебе в восемь – никого. Тогда я решил заходить каждый час. Я бы позвонил – так мы, вроде, пока договорились обходиться без этого.

Я взглянул на куранты. Они показывали половину одиннадцатого. Значит, неудачный визит Ружина пришелся на десять часов. Но ведь в записке я указал, что вернусь в половине десятого. Зайди он в это время, небольшого недоразумения удалось бы избежать.

– Ты что, не нашел мою записку?

– Нашел, – сказал он. – Но через час – это вернее. Кстати, что за налоговая? Я так и не догадался.

– Менты, – объяснил я. – Все расскажу, не переживай. Только лучше бы ты все-таки в половине десятого зашел.

– У тебя там баба, да? – усмехнулся Ружин. Усмешка вышла кривоватой, и я понял, откуда растет его чувство вины.

– Так ты знал? И все равно начал ломиться в дверь?

– Когда ломился, то еще не знал, – возразил он. – Но когда уходил, услышал смех. И я прекрасно знаю, как смеются женщины.

– Вон оно что, – сказал я. Готовность разозлиться рассосалась, и это было к лучшему. – Тогда понятно.

– Извини, если помешал, – добавил Ружин, стараясь окончательно загладить промах. – Только, по-моему, вы все равно свои дела доделали.

– Ну, – я кивнул. – Сам понимаешь, тут как на войне – либо все, либо ничего.

– Это верно, – согласился он. – Ну, перейдем к нашим баранам. Рассказывай, что у тебя там с полицией приключилось.