Отпуск

Он машинально начал складывать ватманский лист. Перегнул вдвое. Но тут же услышал другой голос:

– Ой, не надо так! Лучше в трубочку.

Александр обернулся и остолбенел. Из каракулевого полушубка к нему тянулись две ладони, словно пытаясь защитить плакат от грубого обхождения.

От неожиданности Ланской проглотил язык, что было воспринято как осуждение.

– Такие хорошие стихи. Можно использовать ещё раз, если не помять. У нас же не последний митинг, – извиняющимся тоном пролепетала незнакомка.

«У кого как», – подумал он про себя, а вслух изрёк:

– Лучше бы не отдавал.

И кивнул в сторону всё ещё орудовавшего лопатой демонстранта. Но вся эта диковатая история мгновенно отошла на второй план. Тлевшая в нём от Манежной площади искорка вспыхнула обжигающим костром.

– Да, правильно сказал недавно кто-то, что хуже коммунистов могут быть только антикоммунисты, – услышал он в ответ. – Ребята-то эти чем виноваты?

Ланской понял, что настал решающий момент. Сама судьба подготовила его как нельзя удачно.

– Пойдёмте отсюда, – уверенно сказал он. – Нам здесь больше делать нечего.

И он подал даме руку. По-иному истинный джентльмен поступить и не мог, поскольку леди, пытаясь спасти плакат, одной ногой увязла в снегу. Жест его приняли с благодарностью:

– Большое спасибо.

Александр посчитал почему-то уместным привести одно авторитетное высказывание:

– Ивану Алексеевичу Бунину однажды ответили так же. Он возразил: «Спасибо – это: спаси, Бог. Оно не может быть ни большим, ни маленьким».

– Боль… Ой, спасибо, что поправили. Больше так не буду, – без тени обиды отозвалась незнакомка.

И действительно, за прошедшие десять лет она ни разу не повторила этого нелепого словосочетания, хотя нередко и запиналась.

4

На поливку огурцов ушли три лейки. Воду приходилось черпать в огромных пластмассовых бочках, стоявших, как доисторические изваяния, на всех четырёх углах дома. До настоящих водостоков не доходили руки, поэтому дождевые потоки хлестали с шестиметровой высоты гиперболическими струями, далеко не всегда попадая в предназначенную им огромную ёмкость. Использовать куда-то эти буквально падавшие с неба дары природы всё равно было необходимо, поэтому Ланской давно смирился с рутинным способом поливки бессмысленной огуречной рассады, которую приезжавшая по весне тёща заботливо высаживала в грунт, зная, что молодые никогда не исполнят сей непременный ритуал истинного дачника. Потом она забывала о своих грядках да и вообще о существовании благополучной семьи дочери, поскольку оба сына и их потомство требовали большего внимания. Наташа из уважения к матери пропалывала огород, а зятю доставалось изредка окроплять его водой, что частенько сопровождалось ворчанием: «Лучше уж переливать из пустого в порожнее: результат тот же, но усилий меньше».

Огуречный сезон нынче начался раньше обычного и грозил побить все рекорды скоротечности из-за небывало стойкой жары и достаточно высокой влажности. Ещё неделька-другая – можно выщипывать всю ботву и ставить на это место летний обеденный гарнитур: лёгкий пластмассовый столик с шестью стульями. Впрочем, к чёрту пластмассу! Нанять заезжих молдаван, и они смастерят настоящий, деревянный, вгонят ножки в землю, на века, чтобы этих проклятых огурцов больше никогда здесь не видеть.

Огородная плантация занимала заднюю часть участка, где сохранился чугунный межевой столб, служивший основой всех заборов: Ланских, их соседей по улице и с тыла, а также расположившегося наискосок участка Крутилиных. В этом общем для всех углу стояли четыре одинаковые деревянные сооружения недвусмысленного назначения. В полагающемся по санитарным нормам метровом коридоре густо росла крапива. Но ни она, ни жуткое зловоние, ни полчища мух не мешали общению сверстников Алика Ланского и Лёни Крутилина, ленившихся обогнуть две улицы, чтобы попасть друг к другу. Со временем надворные постройки разобрали за ненадобностью, и приятелям стало куда комфортнее переговариваться через забор. Но если одному вольная профессия позволяла безвыездно сидеть за городом, то второго жизнь понемногу отучила от поездок на природу, заставляя каждую свободную минуту рыскать в поисках хлеба насущного. У друзей существовал уговор: как только Лёня выбирается на дачу, он первым делом стучит по гулкому чугуну.

В последнее время такой сигнал звучал всё реже и реже. Особенно в будни.

На сей раз колотить по столбу не пришлось: Леонид появился к самому концу огуречного полива, и они столкнулись на границе своих владений нос к носу.

– Привет огороднику! – обидно подразнил свежеприехавший дачного завсегдатая.

– От золотаря слышу, – отозвался тот в таком же тоне. Не так давно Крутилин честно признался, что ради денег приходится не брезговать ничем. За откровенность тут же получил крепко приклеившийся ярлык от язвительного товарища.

– Что новенького?