Отпуск

– Нет, – тоном, не терпящим возражений, отвечает Вадим и добавляет, смягчив голос: – Мы с Надей немного пройдемся по набережной, проветрим головы, а потом вызовем такси. Не хочется возвращаться в таком состоянии к теще и ребенку. Нужно немного выветрить запах… – Вадим запинается, подбирая мягкое определение: – Запах праздника! Вы сейчас с водителем прокатитесь к тебе, заберете документы и нужные вещи. Напоминаю: много вещей не бери, я обо всем позаботился. Только самое нужное!

Я нетвердо улыбаюсь:

– Ваааадик… Ты сегодня меня удивляешь. Куда делась твоя правильность? Это на тебя так речной воздух действует? Знатный целебный воздух Москворечья! Над-дя, когда я вернусь, мы с тобой потащим Вадика в этот… к-круиз! И там за два месяца из него сделаем че-ло-ве-ка!

Последнее слово я выдыхаю в лицо девушке, и она картинно отмахивается рукой, отгоняя воображаемые пары спирта.

– Хватит трепаться, Демон, – ласково отрезает Вадим. – У тебя самолет через три часа. Хорошего отдыха!

– Приятно отдохнуть, Саш! – машет рукой Надя, и Вадим, не дожидаясь моей реакции, захлопывает дверь автомобиля.

– Уютный ты мой, зануда… – невнятно бормочу в пустоту, откидываюсь на удобную спинку заднего сиденья и закрываю глаза.

Машина мягко трогается с места.

Дальнейшее, сквозь мутную пелену пьяного тумана, вспоминается с трудом. Мы бесконечно петляем по ночным улицам города. Потом, когда в окне показываются знакомые очертания моей многоэтажки, водитель закрывает машину и провожает меня до квартиры. На лестничной клетке он сам открывает ключом дверь, после того как мне это не удается.

Оглядев квартиру, понимаю, что собирать чемодан мне совершенно не из чего. Ко всему «самому нужному», о котором говорил Вадим, относятся разве что зубная щетка, паспорт и зарядное устройство для мобильника. Все остальные сборы предполагают знание пункта назначения, поэтому ограничиваюсь лишь этими предметами, в точности соблюдая оставленные другом инструкции.

Сборы занимают минут пятнадцать, после чего я со своими вещами, легко уместившимися в небольшом портфеле, вновь оказываюсь в автомобиле. Машина снова трогается с места, унося своего единственного нетвердо стоящего на ногах пассажира в аэропорт.

«До чего же однообразны мои пятницы!» – последнее, что успеваю подумать, прежде чем провалиться в глубокий пьяный сон.

5

Сон прерывают необычные ощущения в теле. Воздух наполнен ровным размеренным гулом, все пространство слегка вибрирует, неподалеку слышатся приглушенные голоса людей.

Сознание на удивление ясное – значит, я проспал приличное время, во всяком случае, достаточное, чтобы карусель, завладевшая моими мыслями до того, как я провалился в беспамятство, отступила без следа. Опасаясь расплаты за веселый вечер в виде неизбежного следующего за приходом в сознание взрыва головной боли, медленно приоткрываю веки. И уже в следующую секунду с изумлением обнаруживаю себя в самолете.

Не ощутив и намека на головную боль, аккуратно верчу головой по сторонам, рефлекторно разминая затекшую шею, но не обнаруживаю признаков усталости. Во всем теле ощущается непривычная легкость. А неизбежная после такого количества выпитого разбитость никак не дает о себе знать.

«Что за чертовщина!» – не без удовольствия думаю я и чуть приподнимаюсь в кресле, оценивая обстановку. В небольшом салоне самолета, помимо меня, в креслах расположились еще семь пассажиров. Объемные сидения, обтянутые мягкой коричневой кожей с подлокотниками из темного дерева, парами располагаются вдоль стен салона. Каждая пара кресел установлена друг напротив друга и разделена откидным лакированным столиком, расположенным под квадратным иллюминатором. На столе стоит неожиданная для авиации невысокая ваза с цветами и россыпью журналов, один из которых внимательно изучает мой попутчик в кресле напротив.

Все пассажиры заняты обычными делами воздушных путешественников и на мое пробуждение не реагируют. Кто-то слушает музыку, откинувшись с закрытыми глазами на спинку кресла. Мой сосед в числе прочих пассажиров погружен в чтение. Одной рукой с журналом он закрывается от меня цветастой обложкой, а другой – чуть придерживает стоящую на столе кофейную чашку. Когда через салон самолета пробегают легкие вибрации, чашка опасно звенит на блюдце, поэтому читающий пассажир на всякий случай охраняет её от случайного опрокидывания.

Пассажиры с последних четырех кресел в конце салона о чем-то тихонько разговаривают. Низкая громкость их речи и монотонный гул двигателей самолета не позволяют не только разобрать, о чем они говорят, но и понять, на каком языке ведется беседа.

Чуть приподнявшись, чувствую скольжение ткани по телу. Опускаю глаза вниз и замечаю спадающий по ногам плед, которым я, оказывается, был до этого момента укрыт. Падающий плед обнажает голые ноги в шортах. В изумлении смотрю на новую одежду, пытаясь сопоставить с оставшимся в сознании последним автопортретом.