Отпуск

– Ты говорил, что здесь все идет гладко и однообразно, так? – спрашивает она, очнувшись от своих мыслей.

– Да, полная благодать, – медленно отвечаю я, недоумевая, к чему она клонит.

Оля вдруг перегибается ко мне через стол и манит рукой. Я тоже подаюсь вперед так, чтобы наши лица встретились, как вдруг она прямо над самым ухом вполголоса ругается:

– Тогда, может, к черту их всех, Саш, а? С этими их нейтральными улыбками и безупречным поведением. С этими светскими разговорами о погоде и футболе.

– К черту, – соглашаюсь я. – И что же ты предлагаешь?

– Идеология острова предполагает расслабленное следование течению событий, так?

Киваю.

– События складываются таким образом, что я прямо сейчас собираюсь отправиться завтракать на пляж. Чтобы брать эти вкусные круассаны руками, кусать их, не боясь испачкать скатерть или измазать лицо в джеме. И чтобы нас окружала не размеренная болтовня этих людей, а шум набегающих волн. И возможно, я даже буду чавкать, потому что голодна, как волчица!

Я отстраняюсь и внимательно смотрю ей в глаза. Их задорный блеск навевает мысли, что моя новая знакомая сумасшедшая. Но с сумасшедшими спорить нельзя, тем более с такими очаровательными. Поэтому, не сказав ни слова и не сводя с неё глаз, начинаю медленно стаскивать со стола скатерть вместе с находящимися на ней предметами.

Оля правильно распознает в моем жесте полное согласие с её планами и быстро переставляет со скатерти на оголившуюся деревянную поверхность все тарелки с едой. После этого я беру в руки похищенный со стола кусок белоснежной ткани, и мы, действуя синхронно, словно проделывали это уже тысячу раз, заворачиваем в скатерть несколько произведений французских пекарей и кидаем сверху закуски. После чего, наполнив импровизированный кулек едой, я складываю скатерть уголками и закидываю за спину на манер мешка.

Заговорщицки улыбаясь и прыская со смеху, взявшись за руки, мы направляемся к выходу. Несколько гостей провожают нас удивленными взглядами, пока мы, лавируя между столиками и ожидая возмущенного окрика официантов, похищаем свой завтрак с террасы. Покидаем клуб никем не остановленные и двигаемся в сторону пляжа.

А затем происходит самый лучший завтрак в моей жизни. Мне доводилось завтракать в лобби самых дорогих европейских отелей, в кафе лучших альпийских курортов, с закрытой клубной системой и панорамным видом на величественные заснеженные горные вершины. Мне приносили завтрак в постель служащие пятизвездочных отелей и угощали лучшими круассанами, утренним рейсом привезенными из Франции в Москву.

Но ничто из перечисленного не могло сравниться с этой расстеленной на песке мятой перепачканной скатертью, рядом с которой сидит Оля и, прищурившись, глядит на низкое утреннее солнце, хрустя слоеным тестом. Крошки падают на её просторную рубашку, но она даже не пытается их стряхнуть и весело мычит какую-то песню с набитым ртом, в такт шевеля ступнями.

Теперь, при свете дня, мне удается лучше рассмотреть этот внезапно появившийся в моей жизни на острове маленький тропический торнадо.

Светлые волосы прямыми прядями спадавшие на плечи обрамляют её светлое лицо с большими серыми глазами. Порой, задумавшись, моя новая знакомая морщит маленький, чуть вздернутый кверху носик, отчего её лицо озаряется хитрым ребяческим упрямством.

Она не была красива в том смысле красоты, как её понимали почти все знакомые мне девушки, всеми силами старающиеся нарочито подчеркнуть все достоинства и с не меньшим рвением замаскировать недостатки. В Оле не было вызывающей, дразнящей, лоснящейся, как центр ночного города, показухи. Вместо этого, она как бы светилась изнутри теплой, спокойной, убаюкивающей красотой. Её привлекательность исходила изнутри, проявлялась в жестах, мимике, голосе и напоминала ласковое свечение ночника. И Оля не только не старалась при каждом встречном врубить на всю катушку свой яркий женский прожектор красоты, но, казалось, даже не подозревала о его существовании.

Уже позднее, когда мы провели бесконечные часы в разговорах, я понял, что Оля из тех девочек, которым в детстве хочется признаваться в любви. В ней не было искусственной надменной холодности, которой маленькие девочки учатся сразу же, как только у них начинают получаться песочные куличики. Как только девочка вдруг понимает, что если начать вести себя с мальчиками определенным образом, то куличики стараниями попавших под детское обаяние мальчишек начинают появляться перед ней сами собой, мир маленькой принцессы с тех пор никогда не становится прежним.

Оля больше была похожа на девочку, которая не только сама в детстве слепила все свои куличики до единого, да еще и показала мальчишкам по песочнице, как это правильно делается. После чего, скорее всего, быстро потеряла интерес к скульптурам из песка и стала осматриваться, что еще в этом мире осталось непознанным.