Отпуск Берюрье, или Невероятный круиз

— О боже, — подпрыгивает Берю, — ведь там на дороге Мари-Мари, одна! Чёрт, лишь бы она не попала в эту передрягу!

Он резко открывает дверь, с таким зверством, что металлическая створка ударяется о старую «дофин», стоящую справа от нас. Впервые за свою долгую жизнь Росс не смог сохранить спокойствие.

— Мудак! — вскрикнул он.

— Росс?! — вопит в удивлении Старик. — Вы говорите по-французски?!.

— Самую малость, сэр, — извиняется старина, восстановив достоинство.

Толстяк несётся по дороге, превратившейся в ярмарочную площадь. Его толстые ляжки трясутся как айвовое желе.

— Извините меня, — шепчу я Боссу, — я тоже иду туда, у меня какое-то предчувствие.

— Да бросьте вы! — ворчит Старик, видя, как дрогнул его карточный домик.

Но мне до фонаря его эгоистические помыслы. Неожиданно меня охватила какая-то тревога. Она сваливается на вас без предупреждения. Багор, брошенный с того света и который пригвождает вас в один миг. Так же, как предчувствуют тяжесть некоторых болезней, когда они выглядят ещё неопасными, о катастрофе узнаёшь раньше, чем тебе о ней объявят.

Я покрываю несколько сот метров в олимпийском темпе, догоняю Берю, обхожу его, тяну за собой.

Когорта автомобилистов становится плотнее. Я проталкиваюсь, чем заслуживаю суровые окрики: «Нет, ну что он себе позволяет, мы тоже хотим посмотреть!»

По мере того как я приближаюсь к месту аварии, я определяю её причину. Машину с фургоном ударила автоцистерна.

Из всего этого образовалось страшное столпотворение.

— Это Пино! Это Пино! — пыхтит Берюрье, уже давясь от рыданий. — Ты видишь кровь? Всю эту кровь? Какое несчастье! Мари-Мари!

Он останавливается поблизости от места драмы, падает на колени, заламывает руки, ревёт, стонет, бьётся головой об асфальт, по которому течёт ручей алого цвета.

— Эй, слушай, ты что, сдурел, дядюшка! — раздаётся знакомый голос. — Тебе не стыдно выдуриваться перед народом?

Мамзель Косичка! Мари-Мари! Живая, без нескольких зубов, с двумя жёсткими хвостиками, торчащими на голове в разные стороны, в юбочке-шортиках небесно-голубого цвета и в маечке в красную и белую полоску, которые делают из неё триколор!

— Ррраухухмфф! — приблизительно выдаёт Толстяк, бросаясь как сумасшедший к своей племяннице.

Он хватает её в охапку и скачет в открытом поле со своим ценным грузом. Малышка брыкается, лупит его руками и ногами. Наконец, очнувшись, Берю вновь обретает нормальное артериальное давление.

— Я так испугался! — пускает слюни он. — О, я так испугался, я так испугался. Так это же машина Пино?

— Ну да, — соглашается пацанка.

— Значит, они погибли, бедняги, — хнычет Опухший, для которого это просто день несчастий, со всей этой кровью…

— Да нет там ничего и никого, и потом это не кровь, а вино!

— Вино?

Девчонка пожимает плечами.

— Ну ты, ну ты прямо сдурел, дядюшка! Орёшь как целый зверинец! У тебя что, не удался отпуск?

Пока идёт выяснение между дядей и племянницей, я добираюсь до первого ряда зрителей.

Зрелище довольно унылое. Шикарный фургон Пино превратился в нечто бесформенное и напоминает скорее раздавленную римскую колесницу, чем дорожный пульман по той простой причине, что двадцатитонный грузовик въехал в него немного дальше, чем до середины.

Мадам Пино рыдает, опустив руки перед обломками, тогда как бедный Пинюш сидит на переднем бампере своей тачки, обхватив голову руками, и его осыпает бранью взбешенный водила, в два раза мощнее, чем Орсон Уэллс.

— Старый идиот! — ревёт водила. — Тебе только креслом на колёсиках управлять, да и то я сомневаюсь! Посмотрите на этого чудотворца, он затормозил прямо перед моим носом! У тебя совесть есть, несчастный? Если бы я не сдерживал себя, я бы вломил этому хмырю, чёрт меня подери!

— Не советую, приятель! — громыхает Внушительный. — Если ты не можешь удержать свою машину, то не надо в этом винить добрых людей, которым ты ломаешь имущество!

— Чего? — поворачивается махина.

— Именно, — уверяет Берю. — Я всё видел, я свидетель, — заявляет он с демоническим апломбом.

Он тычет мне в грудь.

— А этот месье, которого я не имею чести знать, тоже свидетель, не так ли, месье? Это твоя вина, приятель! От А до Ю.

Он поворачивается к растущей толпе и призывает её в свидетели.

— Вот от чего Франция гибнет! — дантонит[21] он. — Двадцатитонные железки дают жлобам, которые купили права по газетным объявлениям!

Он наклоняется к Пино и говорит, массируя ему лопатку (штыковую):

— Не бойтесь, уважаемый, я не имею чести вас знать (он сжимает рукой плечо Старого), ни вашу супругу, которая здесь присутствует, — продолжает Берю, подмигнув изо всех сил мадам Пинюш, — но я всё видел, и ваше дело левое, я хочу сказать правое! Что будет, если каждый хлыст[22] будет ломать фургоны людям, да еще орать на них как на несвежую рыбу!

Гнев — это пожар, который загорается у разных людей по-разному. В зависимости от характера, формы тела и интеллекта он вспыхивает сразу или же долго тлеет, прежде чем начаться.