Отпуск Берюрье, или Невероятный круиз

Он играет перед нами великую сцену беззубого. Вспоминает свою карьеру, свою жену, своего сына политехника. До сегодняшнего фатального утра у него были все зубы. Все клыки в полном наборе, безукоризненные, ровные, ухоженные лучше, чем кокотки прошлого века. Его радость, его слава, его гордость! Он мог смеяться для рекламы «Колгейт». Зевать, не прикрывая рот рукой! Произносить «А-а-а-а-а» с высоко поднятой головой! Его супруга только и говорила о его исключительной челюсти. Его взрослый мальчик пользовался авторитетом среди своих однокашников благодаря сказочным зубам его папы. В компании его злейшие враги, все со вставными челюстями, замолкали, когда он давал пороху. Ты вправе говорить громко, если у тебя полный рот собственных домино. Они внушают уважение! Короче, ты можешь себе позволить показать зубы. При мысли об утрате своих трёх табуреток, он не может сдержать рыдания. Он влип определённо. В его жизни наступил дерьмовый период. Он собирался уйти в отставку в начале года, заняться чем-то другим, без разницы: писать мемуары с литературной доработкой на предмет сорвать Большую Премию Академии Дюке-Дюкон. Или уйти в политику. Как раз Ю. Н. Р. зовёт добровольцев в депутаты с голосами (избирателей) и возгласами (народа). Они не могут набрать их достаточно. Устраивают облавы, чтобы откопать (если так можно выразиться) кандидатов. Если у чувака что-то не в ладах с законом, бац — у него уже в руке соглашение: «Или ты депутат в Ньерах и Вилене, или казённый дом!» В общем, представляете: Абей, со своими званиями, своим прошлым, своей квартирой на проспекте Фош, своей любовницей из «Комеди Франсез» (как аристократы до войны четырнадцатого года), всё было как по маслу, мечта, золото в слитках, или же он мог стать пайщиком театрального товарищества, ибо у него полно друзей-финансистов. Он возобновил бы пьесу «Антиголль» Ануя с Жаком Сустелем в главной роли!

Но он ещё покажет, и мы получим сполна. Для начала он изолирует Берю. На борту есть камера, полностью стальная, настоящий сейф. Когда его там закроют, он перемешает комбинацию цифр и забудет.

Я наклоняюсь к крикуну и говорю тихим голосом, чтобы заставить его слушать:

— Слушайте, Абей, вы говорите, что на «Мердалоре» есть камера, это хорошо, а как насчёт морга?

Необычность моего вопроса не ускользает от его внимания.

— Зачем?

— У меня для вас два трупа, любезнейший, и было бы неплохо поместить их в укромное и кондиционированное место, если вы хотите избежать бунта и эпидемии на борту.

— Что вы там рассказываете этому грубияну, Сан-Антонио? — спрашивает Дир. — Говорите громче, чтобы мы могли слышать!

— Позвольте мне немного побеседовать с Оскаром, Патрон, не всякую правду можно говорить вслух.

Абей стал пай-мальчиком. Он смотрит на меня, высунув свой милый розовый кончик языка в только что образовавшийся промежуток в его штакетнике.

Важность сообщения вернула ему спокойствие, ясность ума, организаторские способности.

— То есть их не бросили в воду? — фепчет он.

— Кого?

— Жену министра и помощника капитана.

— Это не они, Оскар, а парочка из каюты «Таити», что во внутреннем дворике. Толстый аргентинец и его подруга-индуска. Кто-то их застрелил из револьвера ночью.

— Вот как, очень хорошо, — шепчет судовладелец как во сне.

Он перешёл барьер. Ему можно сказать, что его жену изнасиловали отбойным молотком, а его сын убил президента Республики, и он не отреагирует. Гнев — это из области терпимого. Но он плавает в милосердных заводях полного безразличия.

— Понимаете, Оскар, два трупа создают проблемы, которых у вас не возникало с пропавшими. Их нет, всё чисто, гигиенично, тогда как трупы… В общем, я предлагаю вам план действия: мы незаметно переселим этих бедняг. Мы их засунем в морг и никому об этом не скажем, вы слышите?

— О да! — отвечает прегендир.

— Так. Затем — тотальная мобилизация, чтобы отыскать убийцу любой ценой. Слово Сан-Антонио, мы возьмём его!

— Отлично!

— Совместными усилиями мы постараемся скрыть эту драму от пассажиров «Мердалора» на время круиза, и это главное!

— Самое главное! — лихорадочно добавляет Оскар Абей.

— Знание факта преступления успокаивает, если одновременно объявляют об аресте убийцы.

— Ещё как!

— Надо вернуть нам наши каюты.

— Само собой разумеется.

— Дать нам полную свободу действия!

— Она у вас уже есть!

— Больше не допускать нервных срывов, которые вредят вашей челюсти, нашему настроению и престижу вашей несчастной компании!

— Клянусь!

— Всё очень серьёзно, Оскар. Кровожадный маньяк находится на борту. Он где-то рядом. Он вышел из себя! Он наносит удары! Возможно, он ударит вновь!

И тут раздаётся стук в дверь.

— Нет! Нет! Пощадите! Смилуйтесь! Мне страшно! Только не меня! У меня ребёнок! Я дам денег! Сколько? — всхлипывает судовладелец в страхе.

— Войдите! — кричит Старик.

На пороге стоят маман и мадам Пинюш, которые принесли нам остатки своего завтрака.

Биг директор «Паксиф» от облегчения начинает рыдать.

Он просит у всех прощения за свои зверства. Хочет вернуть нам наши апартаменты. Он сам будет угощать нас икрой; не отойдёт от нас ни на шаг, будет мыть нам ноги.