— Проклятие! — вопит он. — В этом мире мне остаётся только голлизм! Значит, я остался в дураках? Рогоносец! Подлецы теперь хорошие люди! Грехи отпускаются! Мы погрязли в тёмных делишках, и теперь мы — благодетели?
— Минуточку!
Голос Толстяка неожиданно прорезался.
— Он прав, — говорит он, показывая на Его Превосходительство, — мы слишком быстро раздаём лавры, уважаемые! Но, чёрт меня раздери, вы забываете, что два наших клиента уже в раю! Аргентинец и его красотка, они же загнулись, или это сон? И загнулись не от свинки! У тебя есть какие-нибудь объяснения по вопросу этого вопроса, Сан-А?
— Вынужден признаться, что нет.
Глава 33
Мы продолжаем допросы уже по-иному, пишем чёрным по белому. Получаем признания, свидетельские показания. Осматриваем тайное помещение, в котором мамаша с помощником капитана поджидали свою землю обетованную. Мы выслушали Старика, ослабевшего, с голосом больного сверчка. Допросили Анна, и он нам рассказал, как во время отпуска на Деконосе ему пришла идея о райском убежище для несчастных, но толстых кошельков. Этот страстный любитель мифологии хотел воспроизвести Олимп. Олимп, который, конечно же, не всем по карману, но где отчаявшиеся могли бы поджидать свою смерть, теша себя бессмертием.
В сущности, его предприятие было филантропическим, как я думаю. Не совсем православным, хотя всё происходило в Греции, но всё же милосердным по сути.
Мы допросили капитана Рустона, и тот сразу подал в отставку. Надо быть ещё тем удальцом, когда ты главный-на-борту-после-бога по рангу, и ты принимаешь предложение от некоего одержимого (не безвозмездно) и подстраиваешь вверенный тебе корабль. Нычка была просто гениальной. Когда вели поиски на корабле, в сауне не задерживались. Не пытались проверить, было ли двойное дно в крематории «Мердалора». Один взгляд поверху. Считали, что там пусто, и шли дальше…
Так что, повторяю, мы ведём расследование углубленно, потому что в конечном счёте Берю прав: если мы и нашли двух пропавших, на нашем счету ещё числятся два покойника. Это двойное убийство нам не приснилось. Я ощупал трупы. Я испачкался об их раны. У нас их утащили в самом деле, но они всё же существуют.
Жаждая разоблачений, Берюрье дубасит вовсю. Метида, Раймон, Анн, все получают на орехи. Экс-капитан тоже! И потом Архимед, ещё тёплый от постели мадам дю Газон! Но все эти добрые люди отрицают. Даже не знают, о чём и о ком идёт речь! Они не убийцы!
Берюрье решает запереть их на всякий случай. Он вымотался! Бугай слишком много отдал поиску истины; у него подраны фаланги, и большой палец правой руки вывихнут. Вот что получается, когда слишком настойчиво допрашиваешь педезреваемых.
В конце концов мы собираемся в тесном кругу за столом капитана, чтобы подзаправиться ещё раз. Абей, которого поставили в известность о последних событиях, даже не пошевелился. Милейший пребывает в экстазе; ему до фонаря Эдем на Деконосе. Он уже на Олимпе со своей богиней.
Берти, чувствуя себя хозяйкой дома, председательствует за столом. Она посадила старшего механика слева от себя, потому что он симпатичный малый, и Феликса справа, потому что она продолжает им пользоваться. В глубине зала Альфред корчит рожи. Фигаро умирает от ревности. Я буду удивлён, если он не подхватит желтуху до конца круиза. Видя, как тот злится, Берю, совершавший обход ресторанного зала, чтобы пожелать «приятного аппетита» всем своим гостям, шепчет ему на ухо:
— Не делай траурную рожу, Фредо, ты же знаешь, что в глубине души она предпочитает тебя!
— Господа, — произносит Феликс сразу же после супа с бычьим хвостом и ушами, — я поздравляю всех нас с тем, как быстро мы провели это расследование. Представьте, с тех пор как мы покинули Канны, не прошло и двух суток. — Он скрещивает свои узловатые руки и продолжает: — Нам остаётся выяснить вопрос с убитой парой. Я предлагаю действовать по следующему плану: