– Нет, – произнес он так тихо, словно вообще не собирался говорить этого вслух. Скорее всего, и не собирался.
– Я сказала, что нам нужно две кровати, – выпалила я, поспешно пытаясь найти подробности об аренде. – Я точно это сказала!
Не может такого быть, чтобы я настолько сильно все запорола. Просто не может быть.
Когда-то, конечно, были славные времена, когда перспектива делить одну кровать казалась мелкой неприятностью, но точно не сейчас. Потому что сейчас отношения между нами натянутые и хрупкие, потому что нам все еще неловко друг с другом. У нас есть только один шанс починить то, что мы сломали.
– Ты уверена? – спросил Алекс. Меня аж передернуло от этой нотки раздражения, проскользнувшей в его голосе, – раздражения и подозрения. – Ты видела фотографии? Там было две кровати?
Я перевела на него взгляд с экрана телефона, где хаотично проверяла свой почтовый ящик.
– Естественно!
А правда ли я их видела? Эта квартира сдавалась по невероятно низкой цене – по большей части потому, что прошлый арендатор передумал заезжать в самую последнюю минуту. Я знала, что снимаю квартиру-студию. Я видела фотографии бирюзового бассейна, видела фотографии радостно танцующих пальм, видела отзывы, в которых было сказано, что квартира чистая, а кухня хоть и маленькая, зато новая, и…
Действительно ли я видела две кровати?
– Тот парень сдает кучу квартир в этом доме, – сказала я, борясь с подступающим головокружением. – Наверное, он случайно сдал нам не ту квартиру.
Я наконец-то нашла нужное письмо и быстро пролистала фотографии.
– Вот! – завопила я. – Смотри!
Алекс подошел поближе и заглянул мне через плечо, рассматривая фото: залитая светом квартира с серо-белыми стенами, в углу стоит пара горшков с фиговыми деревьями, посередине – огромная белая кровать, а рядом с ней – кровать чуть поменьше.
Ладно, фотографии явно сняты под нужным углом, потому что кровать на фотографии выглядела значительно больше чем та, на которую я смотрела прямо сейчас. Но вторая кровать-то там есть, а значит, в теории она должна где-то существовать.
– Не понимаю, – сказал Алекс, переводя взгляд на то место, где предположительно должна была находиться та самая пропавшая кровать.
– О, – разом произнесли мы, потому что до нас наконец-то дошло.
Алекс пересек комнату, добрался до широкого кресла без ручек, обитого замшей кораллового цвета, и сбросил на пол декоративные подушки. Затем он просунул руку под сиденье и выдвинул его вперед, и в конце концов вся конструкция разложилась на три плоские секции с провисшими швами. – Раскладное кресло.
– На нем сплю я! – немедленно вызвалась я. Алекс бросил на меня взгляд.
– Ты не можешь на нем спать, Поппи.
– Это что, потому что я женщина? Твоя среднезападная маскулинность мигом развеется, если ты не будешь следовать каждой гендерной норме, которой тебя научили в детстве?
– Нет, – ответил Алекс. – Это потому, что, если ты будешь спать на этом кресле, у тебя начнется мигрень.
– Это случилось всего один раз, – начала спорить я. – И мы точно не можем сказать, было ли это связано с тем, что я спала на надувном матрасе. Возможно, все дело было в красном вине. – Я говорила все это, обходя квартиру в поисках панели управления кондиционером. Если что-то и может вызвать у меня головную боль – так эта проклятая жара. В конце концов я нашла термостат на кухне. – Господи боже, он температуру на двадцать семь градусов выставил.
– Серьезно? – Алекс прошелся рукой по мокрым волосам. – А по ощущениям тут градусов девяносто.
Я выставила температуру на двадцать один градус. Шумно заработали вентиляторы, не принеся, впрочем, особого облегчения.
– Ну, по крайней мере, у нас отличный вид на бассейн, – заключила я, подходя к двери на балкон. Я раздвинула занавески и выглянула наружу, чувствуя, как ко мне постепенно возвращается обычный оптимизм.
Балкон здесь был больше, чем в моей квартире, и на нем даже уместились миленький красный столик и два стула. Проблема заключалась вот в чем: примерно три четверти его были огорожены пластиковой пленкой, а где-то наверху раздавались ужасающий грохот и металлический визг.
Алекс вышел на балкон следом за мной.
– Ремонт, что ли?
– У меня такое ощущение, что я нахожусь в мешке для трупов. Причем внутри самого трупа.
– И у него почему-то лихорадка.
– И его подожгли.
Алекс слабо рассмеялся, и звучало это очень несчастно, хоть он и пытался сделать беспечный вид. Вот только Алекс был кем угодно, только не беспечным. Он был Алексом. Он постоянно переживает, ему важно быть чистым и иметь свое личное пространство, и он всегда берет с собой подушку, потому что «его шея привыкла именно к ней» – даже если это означает, что он не сможет взять с собой столько сменной одежды, сколько ему хотелось бы. Поэтому последнее, что нам нужно, – это чтобы вселенная указывала нам наши слабые места.