Отпуск с последствиями

Когда тот самый телефон зазвонил, Дима чуть было не поддался малодушному желанию не ответить. Ну, мало ли. Так бывает. Порой мы не слышим, как звонит телефон. Особенно когда столько дел, что не знаешь, за какое хвататься первым. На стол накрывать, или, там, стаскивать в гостиную стулья. В скором времени они с Катей ждали гостей. И место нужно было предусмотреть для каждого. Чтобы не ударить лицом в грязь и как хозяин, и вообще… в принципе не ударить. Потому как она наверняка расстроится. Вот Дима и суетился. Возможно, даже излишне.

– Да? – все же ответил он. 

– Дмитрий Станиславович, это Краснов. 

– Да? – еще сильней насторожился Тушнов. 

– Вам нужно подъехать. Чем раньше, тем лучше. 

– Что-то с Настей? 

– Настя хорошо держится, учитывая то, что произошло. 

– А что произошло-то? Вы еще долго будете говорить загадками?! – взбеленился Тушнов. 

– Боюсь, у меня плохие новости касательно ее матери. Подъезжайте, Дмитрий Станиславович. Это не телефонный разговор. 

Дима бросил наполненный отчаянием взгляд на пустой стол. На охапку цветов, что дожидались в раковине, когда он расставит их в вазы. Перевел взгляд на собственное отражение. Застывшее, перекошенное лицо, в котором с трудом угадывались привычные черты. И чертыхаясь, помчался к выходу. У него была еще как минимум пара часов. Впритык на то, чтобы добраться в клинику, находящуюся не так далеко от его дома, и вернуться. Тушнов понадеялся, что успеет. Уже спустя сорок минут он сидел напротив Краснова, впрочем, его не видя. Он вообще ничего в тот момент не видел, весь обратившись в слух.

– Самое плохое, что это случилось на глазах у Анастасии Петровны. Они с матерью, как обычно, прогуливались. А потом она просто упала. 

– Поскользнулась? 

– Что вы. Дорожки на территории очищаются идеально. К тому же опять оттепель. Просто… упала. Мы не знаем, что произошло. Но смерть наступила мгновенно. Они отъехали достаточно далеко. Медсестру Татьяна Игоревна отослала за пледом, решив, что Анастасии Петровне холодно. Так что мы даже не знаем, сколько времени та пролежала на земле, прежде чем их обнаружили. – Николай Владимирович постучал по столу мясистыми красными пальцам. – Как я уже сказал, все произошло на глазах Анастасии Петровны. Она пыталась звать на помощь. Но вы же понимаете, что… 

Седой крепкий доктор развел руками. По крайней мере, Дима так подумал, краем глаза уловив какое-то шевеление. Да. Он понимал… Понимал, что Настя не могла бы помочь матери. Она не могла даже выбраться из своего чертового кресла. Нет, к ней, конечно, вернулась чувствительность рук. Она научилась произносить отдельные слова – он, кстати, никогда не слышал, чтобы Настя говорила. Но врачи вместе с Татьяной Игоревной утверждали, что она просто стесняется говорить при нем, потому что это была не речь в полной мере, а какое-то мычание, в котором только Настина мать и несколько работающих с ней специалистов угадывали слова. Так вот, она не могла бы помочь. Не могла оказать первую помощь. И позвать кого-то на выручку не могла тоже.

– Она просто сидела в своем проклятом кресле и смотрела, как ее мать умирает, – прохрипел Дима. 

– Мне очень жаль. 

Пустые, ничего не значащие слова. Дима тряхнул головой. На стенке, аккурат над рабочим столом, висели квадратные золоченые часы. Если он уедет прямо сейчас – успеет вернуться на праздник. Если он уедет сейчас – никогда себе этого не простит. Дима похлопал себя по карманам. Но понял, что, торопясь, забыл телефон в машине. От собственных мыслей его отвлекло появление медсестры.

– Тушнова пришла в себя. 

– Думаю, вам лучше пойти к ней, Дмитрий Станиславович. Ей пойдет на пользу общество родного человека. Анастасия Петровна очень тяжело переживает потерю. 

Дима зажмурился. Выдохнул ртом. Было больно. Больно даже просто дышать. Он еще не успел все осмыслить, обдумать, но на уровне подсознания чувствовал, что это – конец. Что все его планы, мечты и надежды рушатся. Прямо в эту секунду. И осколки его иллюзий впиваются в плоть.

Он ведь даже успел поговорить с Настей. И та вроде бы нормально отреагировала на новость о разводе. Без нервов и приступов. Продолжая безразлично смотреть в окно. Дима решил, что все прошло если не идеально, то точно неплохо. Он встал, поцеловал ее в лоб. Шепнул, что всегда будет рядом, и… пошел, пошел зигзагом, будто пьяный. Наконец, сбросив груз, к которому так привык, с которым настолько сроднился, что даже перестал замечать, и только теперь, скинув, понял, какой же неподъёмной была эта ноша. Впервые за много лет ощутил… легкость, незнакомую, будто птичью. Распрямил плечи, выпятил грудь. Сделал вдох. Ах вот что значит дышать в полную силу! Находясь в каком-то блаженстве, Дима почувствовал, как за его спиной распрямляются огромные крылья. На которых он воспарил к звездам. И вот теперь он так же остро осознавал, что их лишился… А там, где было два белоснежных крыла, остались кровоточащие обрубки.

– Да, конечно. 

– Так вы зайдете к ней? 

– Уже иду. Постойте… А что насчет похорон? 

– Мы уже сделали соответствующие распоряжения. Не волнуйтесь. 

– Хорошо. Спасибо.