– Это вам попросила передать Анастасия Петровна. – Ее взгляд перетек с Димы на Настю, которой она заговорщицки улыбнулась. И пока Тушнов гадал, что это все значит, их с Настей оставили в палате одних.
– Ы-ы-ы… – дернула та головой.
– Ты хочешь, чтобы я это прочитал прямо сейчас?
Ответом ему – странный, ломаный жест головой. В котором отдаленно угадывалось согласие.
– Ты сама это написала? Мне Краснов только сегодня сказал, что ты делаешь успехи. Он тебя очень хвалил… – говорил Дима, распаковывая конверт. Достал лист. Пробежался взглядом по короткой, распечатанной на принтере записке.
– Ты хочешь получить развод? – сглотнул он огромный душащий ком.
– Ы-ы-ы.
Дима опять кивнул, как дурак. И сильней сжал дрожащие пальцы на бумажке в надежде, что те перестанут трястись, как у паркенсонщика. Сморгнул набежавшую на глаза пелену. Прочитал еще раз написанное. Чувствуя, как в сумасшедшем темпе начинает кружиться его вселенная.
«Я хочу развод. Будь счастлив, и перестать винить себя в том, в чем я одна виновата».
– Спасибо, – шепнул Тушнов. Наклонился к Насте и коснулся ее лба губами.
– Дмитрий Станиславович, если мы не выйдем прямо сейчас, то опоздаем.
– Да, конечно. Едем!
Панихида прошла как во сне. На ней почти не было посторонних. Родня Настиной матери проживала где-то в глубинке, так что проститься с ней пришли лишь друзья и соседи. Тушнов держался в стороне. Чтобы не мелькать перед глазами даже тех, немногочисленных. Под конец явился Настин отец. Он развелся с ее матерью почти сразу же после несчастного случая. Нашел бабу помоложе, в общем, все по классике. Настю он поначалу навещал, но с годами и эти визиты становились все реже. А Дима… Дима его не то чтобы осуждал, нет. Он лишь удивлялся тому, насколько разные люди. Кто-то взваливает на себя ношу, закусывает удила и тащит, тащит… А кто-то собирает манатки в узелок и сваливает в туман. И каждый уверен, что поступает правильно. Такая жизнь… потом рассудит.
До кладбища добрались не все. Разъехались. Поэтому там все прошло быстро. И слава богу! Тушнова от нетерпения потряхивало. Хотелось срочно домой. В уют. Рассказать Кате, что все – свобода. Теперь уж точно. А потом прижать ее к себе и не отпускать. Долго-долго.
Затянувшие небо тучи изливались навязчивой моросью. Мартовское межсезонье пробирало до костей. Но Диме не было холодно. У него в груди пылал костер до неба.
– Все, начальник. Мы закончили. Можем расходиться, – отрапортовали копачи. Дима кивнул. Натянул повыше на шею воротник и побрел к выходу. Быстрей было, если напрямую. Он пошел между могил. Поскользнулся. Ухватился за мраморный крест, чтобы устоять на ногах. Взгляд невольно скользнул по табличке с именем. И замер на датах. Это мог быть однофамилец, но почему-то Дима сразу понял, что это могила Катиного первого мужа. И что не случайно он на нее набрел… В конце концов, он все чаще обращался мыслями к Мише. И никак не мог объяснить, почему вообще слышит голос того, кого никогда не видел. Как и то, почему ему кажется, что это вообще возможно. Их диалоги…
Сел на скамейку, вкопанную здесь же в землю. Сидел долго. Пока окончательно не продрог. Наклонился поправить лампадку. А когда поднял взгляд, увидел шесть мужских фигур, двигающихся к могиле Миши с другой стороны дороги. Почему-то сразу понял, кто перед ним. А потом и узнал. Тех, двух. Лешу и Ису. Усмехнулся криво, понимая, что сейчас есть все шансы выгрести. У посторонних вполне могло сложиться впечатление, что он морочит Кате голову. Особенно после той истории с её днем рождения. Он бы и сам себе навалял. Если бы была такая возможность.
Мужики его тоже увидели. Перекинулись друг с другом парой фраз. А подойдя, замолчали. Смертельно опасные. Подавляющие.
Плевать… Тушнов еще посидел немного, давая тем, если угодно, время ему что-то предъявить. А когда молчание сильно затянулось, встал.
– На свадьбу придете? Катя бы очень хотела.
– Да мы б пришли. Чего не прийти, правда, парни? Да только ходит слух, что у тебя с этим не все так просто. Что у тебя обязательства. Моральная дилемма, так сказать.
Дима вскинул взгляд на наконец подавшего голос огромного мужика черной масти. Безошибочно определяя в нем командира. И уверенный, что тот его биографию изучил вдоль и поперек. Все его секреты. Хмыкнул. Почему-то ничуть этим не задетый.
– Было дело, да. Но с сегодняшнего дня у меня вольная. – Тушнов сунул руку в карман пальто, в котором хранилась та самая записка. – Так что вы приходите. О дате мы сообщим. Кате… нужно ваше благословение.
– А тебе?
– А мне нужно, чтобы она была счастлива.
– Ты смотри какой, – хмыкнул Иса.
– Да уж, какой есть.
– Прошу любить и жаловать? – скривился Алексей.
– Это как хотите.
Голос Тушнова прозвучал равнодушно. Но вот ведь черт. Он вдруг понял, что ему очень важно, чтобы эти мужики приняли его на равных. Будто через них он мог получить одобрение от Михаила… Которое ему тоже вдруг за каким-то хреном понадобилось. Он не анализировал. Просто казалось, так правильно. Вот и все.