Отпускаю прошлое (СИ)

— Здесь много друзей моих лежат. Самых близких. Которые были роднее, чем если бы были просто братьями по крови. И тем не менее…. они здесь — а я еще там, в живом мире.

Тяжело сглотнула слюну, чувствую, как прозрение разливается по моим жилам.

— И не раз я мечтал, что слягу с ними рядом здесь. Что моя пора, наконец-то, пришла. Что можно выдохнуть. Но… сколько бы пуль не свистело, ни одна не забрала. А душа тянется сюда. Тянется, отметая настоящее, живое, происходящее…

(немного помолчав)

— Вот так и ты. Костян рассказал. Нет, он не хотел обидеть, или еще что. Предупреждал, оберегал тебя. Как старший брат печется о младшей сестре. Но… ведь не это тебе нужно? Верно? Достали уже все? Да?

(молчу; внимаю его словам)

И ни жалость, ни понимание, ни гнев — ничего не способно тебе помочь. Ничто и никто.

Да?

(тишина)

Что молчишь? Я правильно говорю?

(несмело, неуверенно киваю головой; дрожь прошла, словно сняло невидимой рукой, разливая странный, сумасбродный покой)

— Да.

— И ни люди, ни водка, ни наркота — ничто не может помочь забыть все. Вычеркнуть прошлое. Верно?

(и снова осмеливаюсь)

— Да.

— Только ты, — вдруг шаг ближе и пнул рукой мне в грудь (отчего пошатнулась). — Только ты можешь это все сделать. И никто, и ничто иное.

Закрой глаза. Осознай где ты, и как близко сейчас к Нему стоишь. Представь, как он смотрит тебе в глаза. И скажи, искренне, правдиво, от всей души — «ПРОЩАЙ».

Скажи, тебе давно уже это нужно. Давно — и сама это знаешь и понимаешь, только боишься… отпустить, думая, что это неправильно, что это обидит их. Не стоит… если там и есть мир, то с той любовью, что была у вас здесь, дружбой и пониманием — они простят и отпустят. И им будет проще, и… нам.

Скажи… скажи это слово. Не торопясь. Искренне…

(тяжело сглотнула; молчу)

— Закрой глаза.

(игнорирую; противлюсь)

— Да, я лезу не в свое дело. Да, я — тебе никто. И завтра тоже буду никем. И через год. И уже через пару часов забуду. Но не мне это нужно — а тебе. Тебе. Так что давай, закрывай глаза — и крикни, что есть силы, что есть духу, что есть обиды на них: «Прощай»…

(тягучие мгновения сомнений, за и против — и, проиграв бой сама себе, делаю шаг навстречу: закрываю глаза)

Вот-вот наберется достаточно воздуха в легкие — и я прошепчу… прошепчу любимому в лицо такие противные, но такие… нужные слова.

«Прощай…»

— Громче, — вдруг слышится эхом не то голос Зобова, не то Никиты.

«Прощай!»

— Громче.

— Прощай! ПРОЩАЙ! ПРОЩАЙ, МАТЬ ТВ*Ю!!! — что было мочи, завизжала я на все горло, давясь собственно слюной и слезами. Горькие рыдания, словно гейзер, вырвались из меня, из самых недр души, порождая отчаянный, дикий визг.

И ни стыда, ни страха, ничего — кроме таявшей обиды, боли… И за то что ты меня здесь бросил одну… — прощаю… Прощаю, Никита. Люблю, и прощаю.

Я ухожу.

Вдруг меня кто-то обнял. Не сразу поняла, отдернулась — но удержал. Прижал к себе — поддаюсь. Повисла у него на груди, каждый раз вдыхая свежий воздух — как первый раз… Первый, за долгое время…

* * *

— Какого х*я вы тут вторите?! — рычал нам вслед старый мужчина, грозя палкой.

А мы лишь, пристыжено, улыбаясь с Зобовым…. быстро шагали по тропинке между могил.

— Да все, уходим, дед. Уходим, не нервничай. А то давление поднимется.

— Я тебя сейчас, с***н сын, поднимусь! — еще больше замахал нам вслед мужчина. Но вдогонку не последовал.

— Понаезжает блатных и наркоманов — и начинается. То могилы роют, то орут, как сумасшедшие…

* * *

Но после всего, Николай совсем не спешил возвращаться обратно к нашим, на лужайку.

И пусть страх уже не овладевал мною, не бросало больше в лихорадочную дрожь, все же замешательство и легкое негодование сковывало мою душу.

— Да не бойся, больше я тебя в такие жуткие места не поведу, — вдруг заулыбался Зоба и вновь стал сбрасывать скорость. Проехаться между тонкими стволами высоких мачтовых сосен — и замереть, практически, у самого пляжа.

Заглушить мотор — выбраться наружу.

Последовала примеру.

Тишина. Море, практически, спало. Едва покачивающиеся волны больше напоминали рябь озера, чем дыхание такого великого зверя, коим оно являлось.

Снять обувь, пройтись вперед и сесть на границе, давая шаловливо окутывать воде и мелкой пене стопы.

Взгляды устремить вдаль.

— А теперь взгляни на эти звезды…

Подчинилась. Подняла взор, неспешно скользя по темному покрывалу.

— Почувствуй, что они светят. Вновь светят. И вновь поют птицы… Скоро рассвет — и наступит новый твой день. День, в котором начнется новая жизнь. Новая… с чистого листа. А прошлое — будет в прошлом.

— И ты его так же отпустил?

(решаюсь на слова; мой голос на удивление (даже мне самой) был впервые за долгое время уверенный; не тихий, и не полный боязни, а ровный и мерный)

— Кого? — уставился на меня.

— Прошлое, — поддаюсь игре. Глаза в глаза. Выдерживаю взгляд.

Криво улыбнулся.

— Не всё…

Отвернулся. Взор на свои скрещенные руки.

— Некоторое, проще оставить в закромах, чем его пытаться принять или понять.

— Что это? Или кто?

Удивленно вздернул бровями (взглянуть не удосужился).

Догадалась, о чем подумал.

— Раз ты знаешь мои тайны, разве… я не могу попросить чего-то взамен?

Ухмыльнулся.