Отпусти добро. Как избавиться от комплекса «хорошего человека» и обрести свое истинное «Я»

Последний, восьмой сценарий касается случаев насилия – физического, эмоционального, ментального, вербального или сексуального. В каждом из этих вариантов ребенок становится мальчиком (или девочкой) для битья, принимая на себя наказание за все нерешенные проблемы родителей. Ребенок чувствует, что заслуживает это насилие, что, будь он достаточно хорошим, этого бы с ним не происходило. Конечно, это не укладывается в голове, ведь ребенок никак не провоцирует насилие. Он снова и снова пытается найти способ остановить это, но опять подвергается насилию. Вынужденный жить в таких условиях, он отождествляет себя с идеей о том, что, если бы ему удалось найти и нажать волшебную кнопку, став более хорошим человеком, он смог бы прекратить все это. Подобный взгляд на ситуацию закрепляется настолько, что во всех последующих отношениях повзрослевшего ребенка происходит то же самое, пока он наконец не приходит к выводу, что никакого насилия над ним никогда не было, потому что он заслуживал такого отношения. В то время как насилие было способом для родителя спроецировать свои проблемы на ребенка.

Это всего лишь несколько возможных сценариев развития и закрепления у ребенка самоидентификации хорошего человека, но во всех этих случаях родители задают тон отношению к нему остальных членов семьи. Безусловно, многочисленные взаимосвязи внутри отдельно взятой семьи очень сложны и запутанны, и чтобы действительно разобраться в том, как члены этой семьи взаимодействуют между собой, придется долго и аккуратно распутывать этот клубок.

Но все, что нам нужно знать сейчас, это то, что, если родитель делает хорошего человека козлом отпущения, другие члены семьи наверняка будут ему подражать. Таким образом, если, как в первом сценарии, родитель добивается от ребенка невидимости, другие члены семьи будут иметь такую же тенденцию. Если ребенок находится в тесной близости с родителем, другие дети будут видеть в нем родительского любимчика – того, кто больше всего нуждается в родителе, кто ничего без него не может.

В ТАКИХ СИТУАЦИЯХ САМОИДЕНТИФИКАЦИЯ РЕБЕНКА ПОДКРЕПЛЯЕТСЯ СРАЗУ НЕСКОЛЬКИМИ ЛЮДЬМИ, И У РЕБЕНКА ПОЯВЛЯЕТСЯ СРАЗУ НЕСКОЛЬКО ЗЕРКАЛ, В КОТОРЫХ ОН ВИДИТ ОДНО И ТО ЖЕ СВОЕ ОТРАЖЕНИЕ.

Описанные выше сценарии могут сочетаться, создавая некоторые вариации основной темы, но итог у всех один: от хорошего человека требуется взвалить на себя все неразрешенные проблемы родителя, и он начинает отождествлять себя с этими проблемами в том раннем возрасте, когда самоидентификация ощущается как собственная личность. Истинное «Я» приносится в жертву самоидентификации и полностью игнорируется сознанием, и хороший человек живет лишь в одной роли, продолжая принимать на себя проблемы других, – иногда в конце концов даже погибая.

С точки зрения родителей

Снова хочу отметить, что не следует винить родителей: в описанных и многих других случаях родитель привносит в процесс воспитания свои собственные болезненные переживания и проблемы. Сами того не ведая, родители, в силу недостатка понимания ситуации из-за собственной неадекватной самоидентификации, проецируют свои проблемы на детей, как будто освобождаясь от них. Как правило, когда родители осознают свои проекции и то, как они повлияли на ребенка, они очень хотят «снять» эти проекции и проработать свои проблемы, но, к сожалению, чаще всего к этому времени ребенок уже много лет как отождествляет себя с родительскими проекциями. Как уже упоминалось ранее, когда мы, люди, в целом выйдем на более качественный уровень воспитания, проблема будет решена.

Далее я сделаю краткий обзор двух из приведенных выше сценариев с точки зрения родителя – чтобы проиллюстрировать, что может ощущать родитель в связи со своими проекциями.

Если я – родитель из примера, в котором ребенок нежеланный и поэтому в целом не замечается (будучи приучен к невидимости как форме выживания), мне никогда не приходится иметь дело с фактом, что есть какой-то ребенок, который нуждается во мне. Наверняка у меня есть какие-то непроработанные комплексы по части близости и отвержения, которые теперь так же невидимы для меня, как и мой ребенок. Таким образом, мне не приходится брать на себя смелость быть таким же уязвимым, каким, должно быть, является мой ребенок, – его просто для меня нет, как и моих слабых мест.