Отпусти - это всего лишь слово

   Я рассказал Вольху, о том, что мы смеялись над ним, за его спиной, спорили: долго ли он продержиться. Разумеется мои одноклассники немедленно оказывались в курсе всех подробностей наших свиданий. Я втирал, что на него была сделана ставка, как на пидора, но мне правда жаль. Я пожалел его, но зато выиграл приз. Рассказал о том, как мы стебались, высказал мнение друзей, для которых подобное было в новинку, но показалось забавным.

   Я поведал ему о том, что он дерьмо и я никогда не посмотрел бы в его сторону, на самом деле.

   Для меня это просто нереально, но я просто прикололся, прикидываясь дурачком.

   Но живу я, чуть ли не, хуй знает где, в золотом дворце, у чёрта на куличках, и срать с ним, на одно поле не сяду потому, что он хуесос и вафлер.

   Сейчас, когда я вспоминаю этот день, мне и смешно и стыдно одновременно, особеннов в той месте, где я вопил, вдохновлённо вопил. - Да ты, посмотри на себя, отброс. Кто ты, и кто я...

   Угу. Ну да, я охуенно охуительный принц из сказки, а быть со мной огромная честь для всех прочих смертных...

   Вы знаете, он на это купился, согласился с тем, что я могу так поступить. Не думаю что он на самом деле поверил, но он хотел поверить. ОРн бы сейчас во что угодно поверил, хоть в инопланетян, только бы избавиться от боли как и я, но у него, не было спасительной бритвы, и он не знал способа, как сделать так, чтобы стало легче.

   Я не успел договорить. Но подозреваю, говорить смог бы не очень долго, фантазия иссякла, и я просто не мог придумать, что бы такого сказать, чтобы задеть чужое самолюбие как можно сильнее. Заставить злиться, ненавидеть меня, понять с каким дерьмом он связался, каким идиотом был, доверившись подобному моральному уроду.

   Вам кажется, что это было нелогично или нерезонно?

   Мне было всего шестнадцать лет. В свои шестнадцать подростки часто бывают именно такими, нелогичными, но очень жестокими и изобретательными. Это можно было представить. Такой расклад событий. А я хорошо умел обосновывать...

   Он не дал мне договорить. Кулак просвистев в миллиметре от моего уха врезался в стену.

   Вольх смотрел на меня, я видел бешенство.

   В точку, Ник, на бис, пацан. Ты всегда был способным парнем. Браво!

   Господи, отчего так больно, гадко и противно?

   Отчего так остро хочется подохнуть в эту секунду?

   Я видел отвращение и ярость, и, начавшую просыпаться чёрную, бесконтрольную злость, раненную гордость, уязвлённое самолюбие. Он сложил к моим ногам всего себя, а я протоптался по нему сапогами. Не просто протоптался, растёр и плюнул сверху.

   Но ...Кулак врезался в стену. Вольх не ударил меня.

   По всем законам логики должен был ударить, но предпочёл разбить вторую руку.

   Было ли ему противно касаться меня в эту секунду?

   - Убирайся, гнида! - прошипел он с таким отвращением, что я понял, он меня убьёт, если я не съебусь как можно быстрее.

   Когда я всё это затевал, не подумал о последствиях, не ожидал, представить не мог, что услышать это от него, окажется настолько мучительно, гораздо страшнее, чем удар кулака в лицо.

   Я сам этого хотел. Нарывался именно на такую реакцию...

   Так почему же сейчас умираю в агонии? От самого понимания. Я не хотел. Не хотел так. А как?

   Поворот бритвы, вспышка боли.

   - Убирайся или я тебя выволоку. Исчезни, пока я не убил!

   Я сидел на диване, но в это мгновение словно разом умер. Что-то оборвалось внутри после этих слов, сломалось, разом пришло осознание, ЧТО я натворил. Но...

   На одну секунду стало легче, не проще, но легче. Я добился своей цели, и сейчас я уйду, а он останется. Но плакать точно не будет. Нажрётся. Лучше так, чем болеть от безысходности и выворачиваться наизнанку. Жизнь паскуда, люди сволочи, а куда деваться? Отбери у человека причину любить, что останется? Вот и вся любовь, дважды два. В эту секунду понимание, что я победил, вытеснило остальное всё.

   - Прости! - сказал я.

   Нельзя было такое говорить. Стоило добить, ввернуть что-то обидное ужасное напоследок, заслуженно словить по ебалу и вылететь мордой в дверь. Но у меня чувство вины всегда зашкаливает, превуалируя над разумом. Мучительно хотелось попросить прощения, прежде чем дверь закроется навсегда, дать понять, что я сожалею.... Но за такое прости не говрят.

   За подлость не оправдываются. Мерзко. Я понимал, что он не простит. И так будет лучше и правильнее.

   Да блядь, мне хотелось оставаться в его глазах белым и пушистыми, но вот только нихуя подобного, не будет.

   Иногда существуют какие - то вещи, мы их делаем, а всё что нам потом остаётся, это просто с ними жить.

   Это смазанное "прости" оказалось единственным отпущением греха, которое я мог позволить для своей, истекающей муками, совести.

   Мне было больно? В эту секунду меня просто больше не было.