Одно из этих чудовищ носило имя: Любовь.
Второе чудовище называлось: Преданное доверие.
Третье чудовище: Страх быть брошенным.
Четвёртым чудовищем был: Эгоизм.
Пятым: Барахтанье в собственной жалости.
Шестым: Обида.
Седьмым: Равнодушие
Восьмым: Самообман.
Девятым: Чужие ожидания.
Чудовищ было великое множество.
Мне не хотелось смотреть им в глаза.
Самое страшное насилие которое способен совершить над собой человек это отказаться от жизни.
И высшее духовное развитие кроется именно в отказе, когда человек понимая, что он не животное, стремительно восходит вверх по шкале божественного начала.
Потому что это страшно привязаться к кому - то настолько сильно, что нет никакой возможности оказаться брошенным. Хочется бросить самому, первым. Уйти, пока не поздно, потому что когда будет поздно останется только выгрызать вены зубами.
Кажется так сказал Сан. Выгрызать вены зубами, давясь собственным криком.
Пусть моё сердце навсегда останется там, среди ледяных весенних луж асфальта.
Оно умоляло о том, что бы его подняли. Согрели дыханием.
Но мне было проще наступить на него ботинком, и раздавить, до того, как кому то придёт в голову подобная глупость.
Дышать в чужое сердце сквозь собственные пальцы....
-
Смутный сон. Парень ещё молодой, доктор. Мир воспринимается перевёрнутым. Грубо. Холодно. Противно. Растянутые звуки. Сложившиеся в слова годы спустя. Хочется оттолкнуть чужие назойливые пальцы.
- Дыши, твою мать. Ну дыши же.
Радостный голос:
- Поздравляем мамаша, у вас мальчик.
И безразличное: - Не хочу. Я его не хочу. Уберите
- Ну что вы мамочка, ну как можно.
- Вы не понимаете? Вы совсем ничего не понимаете. Куда он мне?
Слёзы, рыдания.
Усталое: - Где можно подписать отказ?
Злобные раздражённые голоса акушерок.
- Вот сучка. Давила бы таких, бля матерей. Понарожают как котят.
Умею ли я любить? Какая нахуй разница. Он ведь ебёт, а не дразниться.
Сан ведь ни о чём не просил. Ему ничего не было нужно от меня.
В моём картонном замке сказочного принца, которого он для себя придумал, он любил лишь образ.
И мне было абсолютно плевать на всё остальное, точно так же как и ему.
Сан затоплял меня собой, целительным бальзамом сумасшедшей нежности, любовью проливающуюся на израненную душу, выцеловывал невидимые шрамы и кровоточащие царапины, не понимая, что же он творит, сладкий и безжалостный ребёнок.
Люди имеют свойство уходить и не возвращаться.
Нельзя поднимать человеческое сердце, если ты не сможешь нести за него ответственность. Мы ведь в ответе за тех, кого приручили.
А руки Сашки стремительно скользили по рёбрам.
- Ты боялся принц. Держи. С меня должок.
- Эй, принцесса, я умер ещё в прошлой серии сказки
- А это моя сказка. И в моей сказке ты жив. Всегда жив.
- Это неправильная сказка.
- Плевать. Ты же отказался от своей сказки. Значит, теперь мы будем в моей.
Пальцы касались мимолётно груди, купались по животу, ласкали, растворяли, любили.
Не осталось миллиметра не излюбленной кожи.
Я ощущал себя ребёнком, во власти безжалостного взрослого, который просто не понимает, что сводит с ума, и что нет уже никаких сил, терпеть эту муку, выносить промедление ожиданием. Он перехватывал меня за руки не давая дрочить, дать телу, хоть какое - то облегчение.
Всего пять минут бесконечной прелюдии, а мне начало казаться, что прошло несколько часов, лет. Я с ума сходил от желания.