Отпусти меня (СИ)

Он обнимает меня крепко, а я не вырываюсь потому, что силы закончились. Остались только горечь и разочарование.

Саша обхватывает мое лицо ладонями, целует дрожание губы.

— Прости меня…прости. Я люблю только тебя.

Он так редко говорил мне эти слова, что я даже и не вспомню когда в последний раз. Год назад? Два года? Как же быстро приедается семейная жизнь.

Молча, расцепляю, удерживающие меня руки.

— Я устала. Спать хочу.

Он не удерживает. Провожает взглядом побитой собаки. И это мой вечно самоуверенный муж?

— Уложишь детей? — спрашиваю, перед тем, как уйти в спальню.

Он рассеянно кивает и открывает холодильник. Там стоит початая бутылка водки. Его рука замирает над ней, а затем он со стоном закрывает дверцу, прислоняясь к ней лбом.

— Иди отдыхай.

В тишине спальни я, не раздеваясь, ложусь на покрывало и моментально проваливаюсь в сон, перед этим подумав, что хорошо было бы проснуться утром и понять, что все это было просто ночным кошмаром.

Глава 6

Бабушка уже минут двадцать буравила меня недобрым взглядом и методично уничтожала заварные пирожные. Пользовалась моментом, пока дед не видит.

— Твоя логика просто убийственна, — глядя поверх очков, выдает она, свое гениальное умозаключение, — Люблю не могу, но простить не могу, потому что дура и сама это признаю. Ты уж определись, пожалуйста, с приоритетами.

— Умеешь ты, посоветовать, — меланхолично говорю я, старательно размешивая сахар в чае.

— А тут советовать не нужно, — пожилая женщина неодобрительно поджимает губы, — Не майся дурью, и не выноси мне мозг. Они у меня и так в последнее время плохо соображают.

— Поменьше налегай на сладкое, глядишь, и голова проясниться, — возвращаю шпильку я.

— Поговори мне тут еще. Ишь, выросла она, а ума не добавилось.

Я скептически посмотрела на нее и тут же вздрогнула, когда бабушка неожиданно шмякнула кулаком по столу, да так, что ее любимые фарфоровые чашечки с жалобным звяканьем подпрыгнули.

— Хватит себе нервы трепать и мужику. Это он сейчас перед тобой на задних лапках скачет, а как побьется о скалы, да и пойдет утешение искать. Да-да. Вот Ирочка обрадуется.

В немом изумлении выпучила глаза на бабушку. Вот чего не ожидала, так это того, что она будет защищать Сашу. Он же ее нелюбимый зять. Все эти годы спала и видела, как бы ему свинью подложить потолще, да погрязнее.

— Ты думаешь, у нас с дедом в жизни все гладко было? — между тем с нажимом продолжает она, буравя меня пристальным взглядом выцветших глаз, — Он знаешь какой в молодости был. Бабы пачками на нем висли.

Я изумленно на нее вылупилась. Никак не получалось представить плешивого и плюгавенького деда в роли настоящего мачо.

— Дед тебе изменял? — в ужасе прошептала я.

— Изменял, конечно, — снисходительно фыркнула бабушка, — Не в открытую, но все же…

— А ты?

— Бесилась, уходила, возвращалась, а потом я поумнела и дед поумнел.

Подробностями бабушка делиться явно не собиралась, хотя, мне и так откровений хватило выше крыши.

Пока я пришибленно переваривала ее слова, бабушка деловито подлила мне крепкого чая, добавила сливок.

— Представь себе на минуту, что вы все же развелись, — стала рассуждать бабушка, — Даже если отбросить тот факт, что вы совместно воспитываете двух детей. Просто представь.

Состроила кислую мину, не понимая, чего бабушка хочет этим добиться.

— И с кем бы после ты хотела создать семью? Встречались ли на твоем пути такие мужчины?

Мысли путались. Я перебирала в памяти своих друзей, знакомых. Нет. Все они казались чужими, скучными, пресными. Торможусь на ярко запечатленном в подкорке образе Владимира Ивановича.

Могли бы мы построить с ним отношения?

Может, и могли…, если бы между нами не маячил образ Ольги.

Черт…это просто утопия какая-то…

— Маш, тебе уже почти тридцать и нужно трезво смотреть на жизнь. Кому ты нужна, когда все нормальные мужики в этом возрасте при семьях.

— Ты утрируешь, ба, — вяло возражаю я.

Бабушка качает головой.

— При таком раскладе ты просто останешься одна. Да, отношения, будут, но, поверь моей жизненной мудрости, ничего путного из них не выйдет.

Ее слова камнем оседали где-то в районе желудка. Она мне про жизненную мудрость, а я ей про чувства. Про то, что я чувствую себя растоптанной и преданной. Про боль, которая поселилась где-то в районе груди и мешает спокойно дышать.

— Решай сама, но прошу тебя: не руби сплеча. Не дай чужой подлости разрушить собственное счастье.

Мне хотелось возразить, назвать десяток, причин, из-за которых я считала мужа, а не Веру Ивановну и Ирой, виновным по всем статьям. Ведь, именно он заварил все эту кашу. Из-за его слабости, похоти и даже дурости, наш брак стал казаться мне чудовищной ошибкой. Открыла рот и вместо этого выдохнула:

— И что же мне его простить? Сделать вид, будто ничего не было?

— Ну почему, — по губам бабушки расползлась плотоядная улыбка, — Пускай еще побегает, помучается в воспитательных целях. Глядишь, скинет с десяток кило.

Одними губами усмехнулась в ответ. Она в своем репертуаре.