Отпусти меня

Я села за ним на мотик, и мы помчали. Я почувствовала, как его спина подалась к моей щеке. Потому что на скорости был жуткий ветер, и я припала к его спине щекой. Так было уютней. И спина подалась к моей щеке. Может и нельзя так сказать: спина подалась, ведь маленькое к большому подается, а не наоборот. Но мне вот так показалось. Мы мчались по этой асфальтовой дорожке, распугивая людей, лавируя между ними, велосипедистами, собаками – всеми встречными существами, а потом выехали на грунтовую дорогу, а потом ехали вообще без дороги, подпрыгивая на ухабах, вваливаясь в ямы, выскакивая из них с мощным рокотом мотора… Словом, «Формула-1» была на этом байке с этим Шумахером Соколовским. Золото деревьев сливалось в одну сплошную полосу золотого дня, я изо всех сил сдерживалась, чтобы не ойкать и не визжать: да ну, скажет, кобыла такая здоровая, а визжит, как мелкая. Сжала зубами нижнюю губу, держусь за его пояс, щека к спине, а потом, когда бездорожье началось, голова начала из стороны в сторону мотаться, как тряпочная, ну вообще круто… Кстати, шлема он мне не предложил, у меня волосы стояли на голове щеткой. Честно скажу, было страшновато. Это вообще было не катание, а испытание. На прочность – не развалилась на кусочки, на смелость – не струсила, не пищала.

Завез…

Лужайка размером в пятирублевую монету с щетинистой травой. Золотые березы с одной стороны, а с другой – старые дуплистые ивы. Мы прямо на байке пронырнули в арку, образованную двумя старыми, близко стоящими друг к другу, ивами. Странно, что не запутались в ветках. Скорее всего, Соколовский тут уже был не раз и не два и знал, что мотик проскочит.

– Позвони подруге. Пусть не ждет, – сказал Соколовский, остановив машину и снимая с мокрой башки шлем. Черные волосы вывалились на лоб, челка закрыла глаз, и он дважды пятерней откинул ее назад.

– Как это – не ждет? Почему – не ждет? Она – будет!

– Мы с тобой у костра посидим, – сказал – точку поставил, не вопрос.

Костер тут, видно, тоже не раз горел. Справа было кострище – черное пятно в середине пожухлой травы.

– А ты у меня спросил – хочу я у костра сидеть? Больно ты шустрый парень, – усмехнулась я, приглаживая щетку на голове.

– А что, не хочешь разве? Это ведь здорово! – он глядел на меня задорно. И только сейчас я увидела, что его зеленые глаза просто чудесные!

И вообще: зеленые глаза – это редкость!

– Нет, – ответила я.

– Да ты просто не знаешь, что такое костер, – говорил он, собирая коряги, сухие ветки, бревнышко какое-то старое прикатил. Все это, видать, приносил сюда разлив по весне. Река текла в двух метрах, за деревьями. Слышно было, как слегка позванивает течение.

– Позвони, – уже разжигал костер зажигалкой.

Где его «пожалуйста», а? Отдает приказы по-командирски. А если возьму и не послушаюсь?

Запахло дымком, огонек пробежал по сухой листве, взметнулся языками по сухим веткам, вырос в оранжевое соцветие.

Костер я правда люблю. Очень. И я сто лет у него не сидела. Соскучилась.

– Валь, ты где? – спросила я, найдя в смартике ее номер.

– А ты где? Я тебя жду.

– Да я у реки, только не знаю, в каком месте. Тут почти лес, представляешь?

– А я говорила – тебя завезут! – Валькин голос был зловещим.

Я рассмеялась.

– Не боись, Валька, если что – ты видела моего похитителя! Не скроется! Ты его приметы доложишь!

– А я в парке тебя жду, – Валька сбавила тон, голос ее погрустнел. – Гуляю по набережной – взад-вперед, туда-сюда, влево-вправо. Как старушка-пенсионерка. Собачки только не хватает, – Валька грустно хихикнула.

– Не жди.

– Почему? – Валькин голос прибавил оборотов. – Мы как договаривались? А? Леська! Убью!

– Да этот дурак Соколовский костер разжигает и не собирается ехать обратно.

При слове «дурак» я понизила голос и произнесла слово в сторону. Я не знала, как отнесется к этому мелкому, но оскорблению одноклассник. Знакомство наше было еще совсем шапочным. Да он и не услышал, далековато был. Тащил к костру еще одну здоровенную палку. Натаскал целую кучу дров – мы что, тут ночевать собрались?

– А! Ну ладно. Пока, – согласилась Валька.

Вот она молодец! Как быстро соглашается, даже объяснять ничего не надо.

– Не обижаешься, Валь?

– Да что с тобой сделаешь-то? Стукнула бы, да ты ведь далеко. Жгите костер, пеките картошку, вспоминайте меня.

– Спасибо, Валь. Жалко, картошки нет.

– Няйкемин!

– Что?

– Это по-фински – пока!

Валька отключилась.

Она хорошая, Валя. Очень хорошая. А Колька дурак.

– Жвачку хошь? – спросил Соколовский. Он присел на край бревна, которое лежало рядом с кострищем. Я уже сидела на нем – с другого края. Больше здесь негде было сидеть. Бросил себе в рот подушечку «Орбита».

– Не хочу. Жвачка хороша после еды. Пятнадцать минут, – сказала я.

– А, ну ладно. Ты вся такая правильная девочка. А я пожую.

– Жуй.

Он сидел, жевал и смотрел на меня, сидя вполоборота.

– Чего уставился?

– Знаешь, на что можно смотреть бесконечно?

– Все знают. На огонь и на воду.

– И на тебя.

– Ха! – я вспыхнула, как костер. Болтает всякую ерунду, а мне слушай тут.