Отпусти мои крылья

— Аааа. Ну ты это, не шути так. А то Артур с меня шкуру спустит.

— Зассал что ли?

— Чего?

— Боишься, говорю? Бурмистрова?

— А… да нет. Только я тебя, принцесса, не понимаю. Что за игру придумала? Скучно стало? Решила хвостом покрутить? То как голодная самка на дружбана моего смотришь. Теперь со мной тебе поболтать приспичило. Не стоит с нами играть… Говори, что хотела. Чем благоверный разозлил, что со мной пообщаться соизволила?

— Это правда, что Артур встречается со мной из-за спора?

— Чего? — Штаховский замирает на месте.

— Ты меня расслышал, Якоб. Давай без кривляний. Я все знаю. На кону — байк.

Штаховский бледнеет, а я, наоборот, чувствую, как горит мое лицо. По его реакции понимаю — все правда. Иначе Якоб просто рассмеялся в ответ.

— Это глупости, девочка, — бормочет. — Зря в голову берешь.

— Был разговор или нет? — рявкаю зло. — Я ведь по роже твоей вижу. Ни к чему уже врать.

— Был… — неохотно соглашается Якоб. — Но слишком давно, чтобы все это выкапывать. Все быльем поросло. Откуда узнала?

— Это неважно.

— Да нет, это как раз самое важное. Потому что Артур этого так не оставит. Не хочу, чтобы на меня думал.

— Мне плевать, как ты будешь выкручиваться. И на дружбу вашу… уродскую… тем более! Я лишь правды хочу.

— Правда в том, что неважно как все началось. — Вздыхает Якоб. Заметно, что разговор со мной ему крайне неприятен. Понятное дело, тем более, я не церемонюсь с выражениями. Вряд ли Штаховский такой тон кому-либо спускает. Но мне сейчас наплевать. Едва сдерживаюсь, чтобы в лицо ему не вцепиться…

— Ни с кем бы Артур не стал гулять так долго из-за спора, или из-за байка. Ясно тебе? Поняла, пигалица мелкая? Не советую даже начинать с ним про это разговор. Тебе оно зачем? Танцуете вон вместе… гуляете. Вот и наслаждайся, как там тебя… Мотылек. — Выплевывает мне в лицо Якоб. Но меня уже не остановить.

— Правда, что на байк спорили? — продолжаю дрожащим голосом. Как у них все просто! Узнала правду? Забудь! И радуйся, что тебе перепали хоть какие-то крохи внимания… Пусть даже не настоящие, фальшивые,

— Не нужен никакой байк Артуру, он купил уже себе, сама знаешь…

— А он его бы и не выиграл! Можешь быть абсолютно спокоен! Обломался твой Принц, не достанется ему ничего. Плохой актер потому что. И бабы у него трепливые слишком. Особенно невесты! — выпаливаю в сердцах, не могу больше терпеть, руки трясутся, так и хочется расцарапать наглую самодовольную рожу Якоба. Ненавижу его в этот момент, никогда не испытывала такой сильной неприязни, отвращения. Разворачиваюсь, собираясь уйти. Хочется побежать, изо всех сил рвануть подальше, но остатки гордости мешают.

— Ты о чем вообще? Василин?! Да стой же! — Штаховский хватает меня за руку.

— Отвали от меня! И Принцу передай наш разговор… Не хочу знать его больше.

— Сама со своим парнем разбирайся!

Эти слова летят мне в спину, когда, не выдержав, чувствуя, как слезы застилают взор, быстрым шагом удаляюсь от Якоба. От здания школы. Оставляя позади то, что разбило навсегда мое сердце.

Пока иду к остановке, отчаяние сменяется гневом, распирающим изнутри, разливающимся жгучей кислотой. Хочу, чтобы Принц раскаивался, молил о прощении на коленях, но знаю — этого не будет. Все силы уходят на то, чтобы сдержать рвущийся наружу вопль:

«За что?? За что ты так со мной Артур? С нами? Как ты мог убить нечто бесконечно прекрасное, что родилось у нас? Или только во мне?..» — гложет неумолимо сомнение, болезненным спазмом сжимая сердце.

«Не верю, что все до капли было ложью, ведь видела его глаза и плещущуюся в них нежность, проскальзывающую страсть» — шепчет робкая надежда. — «Так зачем ты все это растоптал и выбросил?»

С того дня в моем сердце надолго поселился ветер — ледяной, промозглый, отчаянный. Оно заиндевело, покрылось тонкой коркой острого, как бритва, льда. Артур разбудил в моей душе что‑то дикое, холодное и жестокое. Горький урок, который никогда не забуду.

Не помню, как добралась до дома. Рюкзак с учебниками забыла в школе. Наплевать. Через пару дней первый пробный экзамен. К Черту. Сейчас не могу думать об уроках. Ни о чем не могу думать. Перед глазами красная пелена. Вваливаюсь в дом, взбегаю по лестнице наверх, запираю дверь своей комнаты, падаю на постель. В голове шум. Тело сковала боль. Все словно зажато в тиски, потому что не понимаю, не представляю, как существовать дальше. Да и вообще, как выкарабкаться из омута разящих чувств, найти силы продолжать дышать? Я словно провалилась в черный бездонный колодец, откуда нет выхода, и не может быть. Час за часом лежу неподвижно, пялясь в потолок. Бесконечные слезы никак не заканчиваются, душат. Безумная мысль: сбежать в родной город, всё отчётливей и назойливей жужжит в голове.

Не знаю, сколько времени пролежала так на кровати. Я не плакала — слезы просто тихо текли из глаз. Ни единого всхлипа. Даже такой звук выдать не под силу. Пока в дверь не постучали, и я не услышала негромкий вопрос Анны Григорьевны:

— Василина? Ты здесь?

Спешно вытираю лицо. Понимаю, что это вряд ли поможет. Но в комнате полумрак, возможно, если не зажигать свет…