— Вы в западне, — сказал он. — То же самое и я. Вы слышали, как я принес извинения мистеру Бренеру и признал свою ответственность за то, что он обязался приготовить этот обед. Когда наверху я увидел, что мистер Пайл умрет, и пришел к заключению, о котором я вам рассказал, я почувствовал себя вынужденным разоблачить преступника. Я должен принять на себя это обязательство. Когда я спустился сюда, я подумал, что это будет простое дело: выяснить, кто подал отравленную тарелку мистеру Пайлу. Но я ошибся. Теперь ясно, что я должен иметь дело с человеком, который не только находчив и изобретателен, но также и сообразителен и дерзок.
Когда только что я наступал на нее и, как я думал, неумолимо приближался к ней, к той точке, где ей придется опровергнуть одну из вас или отрицать, что она подавала кому-то первое блюдо она про себя насмехалась надо мной, и не без причины, так как ее удачный ход сработал…
— Она выскользнула у меня из пальцев… и…
— Но она не выскользнула! — это вырвалось у одной из них, чьего имени у меня не было. — Она сказала, что она никого не обслужила?
Вулф покачал головой.
— Нет. Не мисс Фабер. Она — единственная, кто исключается. Она говорит, что отсутствовала в этой комнате в течение всего периода, когда тарелки были взяты со стола, а она не осмелилась бы это сказать, если бы на самом деле она была здесь, взяла тарелку и понесла ее мистеру Пайлу. Ее наверняка увидел бы кто-нибудь еще из вас. — Он снова покачал головой. — Не она. Но это может быть любая другая из вас. Вы — я говорю сейчас о той, которая еще не познана, — вы должны необычайно верить в сопутствующее вам счастье, даже при вашей хитрости. Вы взяли на себя огромный риск. Вы взяли тарелку со стола, наверное, не первая, но одна из первых, и по пути в столовую вы положили в сметану мышьяк. Это не было трудно, вы могли даже сделать это, не останавливаясь, если мышьяк был завернут в кусок бумаги. Вы могли избавиться от этой бумаги позднее, возможно, в комнате, которую мисс Фабер называет туалетной. Вы дали тарелку мистеру Пайлу, немедленно вернулись обратно, получили другую тарелку, принесли ее в столовую и дали тому человеку, который не был еще обслужен. Я не гадаю. Это должно быть именно так. Это была необычайно искусная стратегия, но вы не можете быть совсем неузнаваемой.
Он повернулся к Золтану:
— Ты говорил, что наблюдал за тем, как брались тарелки, и каждая из них взяла только одну. Кто-нибудь из них возвращался и брал еще одну?
Золтан выглядел таким же несчастным, как и Фриц.
— Я думаю, мистер Вулф. Я могу попытаться подумать, но я боюсь, что это не поможет. Я не смотрел на их лица, а они все одинаково одеты. Я полагаю, я не смотрел очень тщательно.
— Фриц?
— Нет, сэр. Я был у плиты.
— Тогда попытайся так, Золтан. Кто были те первые, кто взяли тарелки — первые три или четыре?
Золтан медленно покачал головой.
— Я боюсь, что это нехорошо, мистер Вулф. Я мог бы попытаться подумать, но я не уверен. — Он посмотрел на девушек, перевел взгляд слева направо и вернулся обратно. — Я скажу вам, что я не смотрел на их лица. — Он вытянул вперед руки, ладонями кверху. — Вы должны понять, мистер Вулф, я не думал о еде. Я только смотрел за тем, чтобы тарелки носили как следует. Мог ли я думать, что кто-то положит мышьяк? Нет.
— Я взяла первую тарелку, — вымолвила девушка, чьего имени я тоже не знал. — Я принесла ее и отдала человеку за моим стулом, на другой стороне стола, с левого края, я там и осталась. Я не выходила из столовой.
— Ваше имя, пожалуйста.
— Мэриор Квин.
— Благодарю вас. Теперь вторая тарелка, кто взял ее?
По-видимому, никто. Вулф дал им десять секунд, его глаза перебегали с одного лица на другое, а губы были плотно сжаты.
— Я советую вам, — сказал он, — подтолкнуть вашу память, чтобы в случае, если станет необходимым, установить порядок, в котором вы брали тарелки, чтобы не пришлось вытягивать это из вас. Я надеюсь, что до этого не дойдет — Он повернул голову: — Феликс, я не трогал тебя нарочно, чтобы дать тебе время на размышления. Ты был в столовой. Я надеялся на то, что после того, как я выясню, кто подал первое блюдо мистеру Пайлу, ты подтвердишь это. Но так как сейчас тебе нечего подтверждать, я должен обратиться к тебе за самим фактом. Я должен просить тебя указать ее.
Кстати, Вулф был хозяином Феликса. Когда умер старейший и ближайший друг Вулфа Марио Венин, который был владельцем ресторана Рустермана, он завещал оставить ресторан сотрудникам его штата, а Вулфа сделать опекуном. Феликс был метрдотелем. Имея такую работу в лучшем ресторане Нью-Йорка, Феликс сочетал в себе и мягкость и внушительность, но сейчас в нем не было ничего. Он был просто жалок.
— Я не могу, — сказал он.
— Тьфу! Ты, с твоей тренировкой видеть все?