Отравлен тобой. Побег (СИ)

И даже холодная вода океана перестала остужать мои стопы. Наверное, потому что огонь горел гораздо глубже.

Глава 9

Глава 9

Марианна

Бережно раскладываю коробочки со специями для Фариды и Хадижи, и почему-то только сейчас ловлю себя на мысли, что изначально планировала попытаться сбежать, но всё равно обещала вернуться с подарками...

Это так странно. И ещё это пугает. Потому что я будто потихоньку попадаю под чары человека, которого собиралась ненавидеть. И должна ненавидеть.

— Для меня подарка не будет?

Резко вздрагиваю и оборачиваюсь. Север стоит в нескольких метрах от меня и расстегивает рубашку.

— Для тебя... не будет.

— Жаль, хабиби. Я думал, что заслужил небольшой подарок. Ведь день тебе понравился?

Рубашка летит на большую кровать размера кинг-сайз. Я шумно сглатываю, так как мне с трудом удаётся удерживать взгляд на лице мужчины и не опускать его ниже. Кажется, даже голова начинает болеть от напряжения.

— День понравился. Но подарка всё равно не будет. Лучше скажи, где я буду спать?

Оглядываю номер, в котором мы поселились. Уверена, Ренат мог позволить апартаменты или виллу, но он предусмотрительно взял номер, где есть только одно спальное место...

Надо сказать, что, тем не менее, вид из номера просто бесподобный. Комната плавно перетекает в открытую лоджию, на которой размещена огромная ванная, а впереди только чистое закатное небо и океан.

— Ты знаешь, где, хабиби. Со мной.

— Я не буду спать с тобой. Спи один.

— Предпочтешь пол? — выгибает тёмную бровь.

— Именно так. Лучше на полу.

— Упрямая, — хмыкает Север, после чего расстегивает ремень на брюках.

Наши взгляды скрещиваются, и я вызывающе вздергиваю подбородок, намеренно не отворачиваясь. Буду смотреть. Пусть не думает, что это сильно задевает меня.

Хватило моей слабости на пляже. Больше я себе такого не позволю.

Наверное...

Это последнее слово, которое проскальзывает в моих мыслях прежде, чем Ренат снимает брюки и трусы, так и не обрывая со мной зрительного контакта.

Чёрт возьми.

Не знаю, как мне удаётся не опустить взгляд, потому что до злости на саму себя хочется. Я опираюсь поясницей на трюмо позади и сжимаю пальцами край вплоть до хруста костяшек.

Почему этот мужчина так красив... Даже дыхание сбивается и застревает где-то в горле.

Губ Рената касается лёгкая усмешка, после чего он поворачивается ко мне спиной, демонстрируя шрамы, рассекающие мышцы, и крепкие бёдра.

А я только собиралась выдохнуть и снова вдохнуть, но не выходит. Как завороженная смотрю на великолепное тело мужчины. Хотелось бы касаться такого тела, но не думать при этом, что предаёшь саму себя.

Ренат выходит на лоджию и медленно погружается в наполненную заранее ванную. На фоне закатного неба и бушующего океана впереди он выглядит как бог, вышедший из пены.

Странно, но Север ни о чём меня не просит. Просто берёт бокал вина, стоящий рядом на подносе, неспешно пьёт и будто бы смотрит прямо в закат.

Я чувствую себя некомфортно. Мне проще, когда он ведёт себя грубо или оказывает давление, приказывает. Когда он молчит — я не знаю, как себя с ним вести, какие эмоции испытывать. Я начинаю путаться в себе.

— Завтра... мы поедем в пустыню? — спрашиваю, чтобы прервать затянувшееся молчание.

— Да.

— И ты думаешь, что она мне понравится? Там же... ничего нет. Только выжженная солнцем земля. Песок...

— Ты либо полюбишь пустыню, хабиби. Либо возненавидишь. Третьего не дано.

— А ты любишь?

Почему-то я обхватываю плечи руками, словно замёрзла, хотя мне не холодно. Наоборот вечером стало довольно комфортно по температуре. И шёлковый чёрный халат в пол приятно касается кожи.

— Да. Люблю. Когда я был мальчишкой, пустыня стала местом, где я прятался. Куда сбегал и проводил время, помогая работягам собирать караваны. Много общался с бедуинами. Ночевал в их палатках. Пустыня, где чёрт знает как люди научились выживать при сумасшедшей жаре, стала моим спасением.

— Спасением от чего?

Он на мгновение замолкает.

— От жестокости, Рин.

— Жестокости? Кто-то был жесток с тобой? Это он оставил все эти ужасные шрамы на твоей спине?

— Да.

Наверное, я сумасшедшая, если внезапно испытываю сострадание? Но ведь нормальные люди должны сострадать? Мне жаль вовсе не того мужчину, который похитил меня, а мальчика, который сбегал в пустыню из-за жестокости.

— Кто это делал?

— Мой отец.

— Твой отец был так жесток? Но почему? Почему он не любил своего сына?

Мурашки пробегают по коже. Вот теперь меня действительно берёт озноб.

Мой папа никогда не поднимал на меня руку. Каким бы он ни был, но я знаю, что он всегда меня любил.

Север снова замолкает. Словно думает, отвечать на мой вопрос или нет. Словно сомневается по неизвестной мне причине.

— Он любил меня когда-то, а потом его сломали. Один человек.

— А что сделал тот человек?