Отравленная кровь

— Кинжал меня не отпускал. Средний размер кинжалов вот… — показал пальцами длину Антон. — До сорока или даже пятидесяти сантиметров.

— Почти меч, — заметил Павел.

— Младший брат меча, — внес уточнение Антон. — Но в нашем случае убийца использовал короткое лезвие, эдакий маленький кинжальчик, не исключено, что самопальный, но выполнен профессионально. Понимаете?

— Не понимаю, куда клонишь, — признался Феликс.

Антон поднял указательный палец, слегка шевеля им, что-то поискал по сторонам, поднял сухую хворостину, отломил от нее кусок и показал Феликсу.

— Видишь, примерно такой длины лезвие. Чтобы убить одним ударом наповал, любой адекватный преступник возьмет ножик подлиннее. Но наш убийца пришел не просто убить, он пришел истязать. И наносил удары, раня, поэтому каналы прохождения ножа в большинстве своем не прямые, а косые и неглубокие. Преступник продумал убийство не с точки зрения своей личной безопасности, он поставил задачу помучить жертву перед смертью, чтобы та корчилась от боли, постепенно истекая кровью.

— Отсюда и выбор оружия с коротким лезвием. — В задумчивости Феликс выпятил нижнюю губу, он представил процесс убийства, а также попытался ответить на немаловажный вопрос. — Месть, что ли?

На это Антон пожал плечами, добавив:

— Месть или другой мотив, будете сами определять, моя работа не о том.

В то же время Вениамин взял Алину за плечи и развернул лицом к котлу, а то девушка на тот берег реки смотрит, приложив ко лбу ладонь ребром:

— Смотри в котел. Закипит — позовешь.

Не успела она и слова сказать в ответ, а он сунул ей в руки поварешку и умчался к мужчинам, плюхнулся на одеяло, а потом и на живот лег. Видя такой поворот, Женя потащил Алину к мангалу, сунул ей дощечку и рванул к мужчинам, бросив ей на бегу:

— Помаши чуть-чуть, потом переверни и еще помаши, я сейчас.

Она хватала ртом воздух, едва вымолвив:

— Во наглые…

А «наглые» слушали Антона Корикова:

— Этот человек готовился к преступлению. В противном случае он оставил бы после себя следы…

— Так ведь оставил, — возразил Феликс. — Свою кровь на губах убитой.

— Не специально же! — оспорил Антон. — Это был сбой в его идеальном плане, жертва вцепилась в него зубами. Убийце было настолько больно, что он забыл о мерах предосторожности. Последние шесть ударов наносил без всякой системы, бил напрямую, не разбирая, куда бьет, о чем говорит один двойной удар, то есть лезвие вошло в предыдущий разрез. Думаю, в этот момент у него была задача обезвредить жертву, он просто убивал ее.

— Слушай, а как ты понимаешь, что шесть ударов стали последними? — заинтересовался Женя. — Их много на теле трупа.

— Есть общие знания, ножевые ранения изучены вдоль и поперек, — улыбаясь, сказал ему Антон. — Но есть и личные наблюдения с выводами, я ведь работал там, где шли бои, рукопашные тоже. Но так и быть, скажу секрет. Любой разрез кровоточит, верно? Первые раны забиты кровью, а последние все меньше и меньше кровоточили, а также наносились хаотично. Наконец роковой удар вошел в тело, которое перестало функционировать, то есть жертва умерла.

— Ух ты, блин… — Кажется, Женя похвалил Корикова.

— Меня одна деталь озадачила, — сказал тот.

— Что именно? — заинтересовался Павел.

— Каждый удар, слабый или сильный, глубоко проник или поверхностный, он причиняет боль. Иглой палец уколешь и больно какое-то время, а нож — боль адская. Она длится долго, а когда болевые наслоения… обычный человек теряет сознание очень скоро, добить его пара пустяков. Убийце хватило бы нескольких ударов, чтобы убить, но ранений пятнадцать, а жертва сопротивлялась, истекая кровью, вцепилась в него зубами…

— А что это означает? И как нам поможет? — спросил Женя.

Антон усмехнулся, пожал плечами:

— Да никак. Просто меня всегда восхищает сила человека и жажда жизни. Убитая боролась до последнего. Н-да, сильна убитая была, сильна.

Но эмоции совсем не относятся к делу, поэтому Павел, до сих пор молчавший, обратился к Вене с более прозаичным вопросом:

— Веня, а что с уволенными работниками?

— Уволенных Майей четверо, — сказал тот. — Пожилая женщина готовила и за кухней следила, припасы на ней были, раз в неделю ее возил на рынок и по магазинам водитель мужа. Уже двое. Дворник-садовник, ну и женщина убирала дом, она самая злая, потому что нагрузка на нее одну приходилась. Просила взять еще уборщицу, но хозяйка скупая попалась.

— У них принято называть уборщиц изысканным словом «горничные», — внес поправку всезнайка Женя.

— У кого — у них? — спросил Вениамин.

— У новых аристократов.

— Короче, эта тетка сама уволилась, остальных Майя выгнала, — продолжил Вениамин. — Но ключ ни у кого из них никто не просил, помощи проникнуть в дом тоже. Я им верю.

— Доверяй, но проверяй, — посоветовал Женя.

— Умный преступник может так обработать, что человек и не заметит, как выложил все данные вместе с ключами и счетом в банке, — высказался и Феликс. — Однако умные встречаются в книжках, чтобы сделать повествование интересным. Скажи, Веник, а чужих все эти люди видели около усадьбы или в Орехово?

— Спрашивал, не видели.