Отравленная кровь

Рейн был готов расцеловать императора. Казалось, все проблемы решены. Пусть его казнят, но Эль будет жить. Отчего же она не рада? Девушка выглядела так, словно ничего не изменилось.

– Слово повелителя – закон, – кивнул верховный жрец. – Эльмидала из рода Клеона Багряного, казнь в отношении тебя отменяется. Тебя ждет ритуал освобождения. А после того, как ты отправишься в нежизнь, Богиня выберет себе новое воплощение, – жрец улыбнулся дочери.

Рейн лихорадочно припоминал все о ритуале освобождения. Верда заикалась, что ему подвергают воплощение Богини, когда она отслужила свой век, выбрасывают как поношенную вещь. Фактически ее приносят в жертву, как тех девушек и юношей на площади. Какое же это помилование? Просто один способ убийства заменили другим.

Император удовлетворенно кивнул, но Рейн не желал сдаваться.

– Как так? – спросил он. – Чем ритуал освобождения отличается от казни?

– Вам не понять наших традиций, юноша, – ответил верховный жрец. – Дух Богини не может пребывать в оскверненном теле. Ему необходимо переместиться, а чтобы это произошло, предыдущее тело должно уничтожить.

– Тело? Вы говорите о живом человеке!

Возмущения Рейна никто не слушал. Император покинул храм, и вслед за ним потянулись остальные. Суд окончился.

* * *

Рейн не знал, где Эльмидала будет до казни. Уж точно не в распределителе, куда бросили его. Во-первых, ей здесь не место, а, во-вторых, ее оправдали, хотя в итоге Эль все равно ждала смерть. От несправедливости и собственной беспомощности хотелось крушить все вокруг. Но в тесной камере ничего не было кроме тюка соломы и дыры в полу для нужд.

Рейн со злости ударил кулаком по стене. Боль, пронзившая руку, привела его в чувства. Что толку жалеть себя. Надо думать, как исправить ситуацию.

Он сидел в той же камере, что накануне суда, и очень надеялся, что разговорчивого соседа еще не отправили на работы.

– Эй, – позвал он, – ты здесь?

– Куда я денусь, – слева донеслось ворчание.

Он не видел собеседника, их камеры располагались в одном ряду, но судя по голосу, тому было за пятьдесят. Редкий для раба возраст. Мало кто до него доживал. Исключение – рабы, попавшие в неволю недавно.

– Будь другом, – попросил Рейн, – расскажи про ритуал освобождения.

– Тебе зачем? Приятней тем для разговора нет?

– Любопытно, – говорить правду о себе Рейн не планировал.

– Ишь ты какой, любопытно ему, – за стеной помолчали, но недолго. – Я на своем веку видел четыре ритуала освобождения. Первый, когда мне стукнуло пять. Мелкий был, несмышленый, а все запомнил.

– Как это было? – спросил Рейн осипшим голосом.

– Красиво и… страшно, – раб перешел на шепот, и Рейн прижался к решетке, чтобы расслышать. – Но с помпой, чего уж там. Цветы, шествия, песнопения всякие.

– А само, – Рейн силился подобрать слово, но не нашел ничего мягче: – убийство как происходит?

– Богиня режет себе вены на руках и ждет конца, а народ смотрит, как она отходит в нежизнь, чтобы на следующий день возродиться в новом теле.

– Но ведь это жестоко!

– Это жертва, – вздохнули за стеной. – Так Богиня показывает нам – глупым да темным – что смерти нет. Есть только нежизнь, и из нее можно вернуться. А раз смерти нет, то и бояться нечего.

Рейн прислонился к стене, ноги отказывались держать без опоры. Вскоре Эльмидала пройдет через весь этот ужас. Собственная смерть в котле кипящей смолы пугала меньше, чем гибель девушки. Он готов умереть не единожды, лишь бы ее спасти. Но как это сделать?

Глава 26

День двигался к закату. Марика второй час дежурила у окна, вглядываясь в улицу. Саби ушла утром и до сих пор не вернулась. Чем ближе солнце клонилось к горизонту, тем сильнее Марика подозревала, что напарница не придет. Не стоило ходить во дворец в это неспокойное время. Где ее теперь искать?

Ожидание – ужасная пытка. Когда чего-то или кого-то ждешь, секунда тянется как час. Еще хуже, если в момент ожидания, бездействуешь. Тогда совсем невыносимо.

Марика, будучи не в силах продолжать эту муку, отправилась на поиски Саби. За каждым поворотом она надеялась встретить напарницу, спешащую домой, но неизменно нарывалась на пустоту. Прохожих почти не было. Город словно вымер. Зато жандармы стояли на каждом углу. Их вид натолкнул на мысль обратиться в жандармерию.

Идти туда было страшно до желудочных коликов. Пару раз Марика порывалась повернуть назад. Вдруг Саби уже дома? Но шестое чувство подсказывало – там по-прежнему никого. А потому она упорно шла вперед.

В жандармерии было тихо. Большинство служак патрулировали город. На приеме стоял парень лет двадцати. Он был рад помочь симпатичной девушке.

Марика в двух словах обрисовала ситуацию – подруга ушла утром на прогулку и до сих пор не вернулась. Она боится, с ней случилось дурное. Как узнать, где она? Жива ли, здорова?

– Как зовут вашу подругу? – спросил жандарм.

– Сабита дочь улиц, – так называли сирот без родового имени и прозвища.

Парень закопался в папирусы на столе. После десяти минут поисков вынырнул из бумаг с печально поджатыми губами.

– Жаль вас огорчать, но ваша подруга арестована.