Я протянул руку, чтобы удержать ее, но моя дочь училась у меня – она была проворной. Одним быстрым движением девочка нырнула под мою руку, прыгнула вперед и приземлилась на четвереньки перед Джимини. Мороз добрался почти до ее макушки. Каждый раз, когда она двигала головой, он гладил ее по щекам. С ужасом я осознал, что кристаллики льда были не нежно-тающими, а острыми как бритва. На коже Элин возникло несколько красных порезов, но она смотрела только на Джимини.
– Эй, ты, милашка. – Элин улыбнулась. Медленно она протянула руку вперед. – Ты правда такой мягкий, каким выглядишь? Определенно! Дома у меня есть для тебя кое-что вкусненькое. Тебе нравятся пироги? Например «Данди»? Я не буду есть миндаль, он мне не по вкусу, но если ты хочешь…
Все произошло так быстро, что мои глаза едва смогли уследить за происходящим. Милая малышка-зебра открыла рот – и обнажила смертоносные акульи зубы, кончики которых были острее моего отточенного кинжала. Теперь не оставалось никаких сомнений в том, что это существо являлось Джимини. Красный дым вырвался из его горла в воздух и окутал Элин.
– Нет! – закричал я, но мой голос оказался приглушен ледяным воздухом. – Не надо! – Я отпустил слепую женщину и бросился вперед, но красный туман был подобен твердой, как сталь, стене. Удар отбросил меня назад, и внезапно в мои плечи вонзились длинные когти. Я быстро схватил свой кинжал и замахнулся, но…
…ничего не произошло. Когти удерживали меня на месте. Я не мог наступать или отступать, но никого не было видно. Грубый беспристрастный смешок донесся до моего уха.
– Папа!
С бешено колотящимся сердцем я встретил панический взгляд дочери, окутанный кроваво-красным туманом, пока внезапно…
О боги, оно проникало в нее! Сквозь поры девочки туман просачивался внутрь. Губы Элин приоткрылись. Ее панический взгляд стал апатичным. Джимини продолжал двигаться, расхаживая вокруг нее. Время от времени он обнюхивал малышку, ощупывал копытами. Я был словно парализован. Невозможно сказать, как долго длился этот момент. Мне это показалось вечностью, но возможно, прошли всего лишь секунды, когда я думал, что мое сердце разлетится на тысячу осколков. Ледяные скульптуры меняли свой облик. Они выглядели более кровожадными. И, как мне почудилось, приближались. Словно скульптуры были армией детенышей зебры, которые в эту секунду легко ступали по мерзлой земле.
Звук царапающегося льда разорвал тишину. Джимини остановился, когда добрался до меня. Он сел.
– Эмилль Вудворд!
Я вздрогнул. Голос прозвучал из ниоткуда, был ледяным и режущим. Давление когтей, все еще державших меня, усилилось. И вдруг я понял: они принадлежали Джимини. Так же как и бестелесный голос.
Я уставился на детеныша зебры, который, казалось, был самым славным маленьким пушистиком в зоопарке, и не мог в это поверить. Мой взгляд скользнул к Элин. Моя дочь сидела на мерзлой земле в нескольких футах от меня. Ее приоткрытые губы приобрели голубоватый оттенок, зрачки стали огромными. От зелени ее радужек почти ничего не осталось.
– Я знаю, что у нее на уме.
Я посмотрел на Джимини.
– Скажи мне.
– С радостью, Вудворд. С ра-а-а-адостью. – Джимини произнес букву «Р» нетипичным для Шотландии способом. – Позволь мне взглянуть на тебя и принять решение о плате.
Я знал, что это произойдет. Знал, но все же не был готов, когда Джимини открыл свой акулий рот и на этот раз выпустил облако ядовито-зеленого дыма. Оно обвилось вокруг меня, как это произошло ранее с Элин, и внезапно проникло в меня. Чувство было странное. Точно тысячи ползающих червей вгрызались в мою кожу. Я закрыл глаза, сжал губы и попытался унять это чувство. Оно проникало в мои внутренности, распространяя покалывание под грудью, прямо в моем сердце. Я задыхался.
Ощущение усилилось, и как раз в тот момент, когда я испугался, что этот зеленый дым разъест мне сердце, кожу снова начало покалывать, и туман вырвался наружу, обратно в раскрытую пасть Джимини. Зебра лежала на земле, как львенок, скрестив маленькие передние лапки, и чавкала, наслаждаясь моими ощущениями, позволяя им растекаться по языку. Внезапно он поднялся, встряхнул телом и взъерошил свою густую шерсть.
– Я принял решение.
– Долго же ты думал. – Если и существовало что-то, чему я научился на тренировках, так это тому, что неуверенность может стоить тебе жизни. – Чего ты хочешь?
Джимини ухмыльнулся. Это было странное зрелище.
– Твои чувства к Андерсон.
Мое до сих пор бешено колотящееся сердце остановилось. Оно больше не билось. Прошла секунда, другая. Еще одна. Затем он снова пришел в движение, но споткнулся. Я уставился на зебру.
– Никогда.
– Тогда ты не получишь ответа.
Гнев.
Отчаяние.
От меня не ускользнуло, как менялись ледяные скульптуры. Их руки стали острее, между некоторыми пальцами выросли копья. Неподалеку я услышал какой-то шорох. Голос Бабы Грир врезался мне в память.