Отравленные корни (СИ)

Я инстинктивно хочу оказаться там, где буду чувствовать себя в относительной безопасности. Где никто не станет играть на нервах и не будет ждать какой-то реакции, чтобы пристально ее изучить. Хочу остаться одна и отпустить себя хоть ненадолго.

— Лучше заедем к ней по дороге, скоро обед, подождем немного, и она осмотрит тебя прямо в мобиле.

Он легко соединяет мои и свои пожелания в единое целое, демонстрируя талант дипломата. Спорить глупо. И я только прикусываю губу и хмурюсь, но сразу же мысленно отмахиваюсь. Какая разница? Главное дожить до завтра и узнать решение Совета. Если получится, перехватить Илея после вынесения решения и добиться встречи с Анджеем. В крайнем случае, пойду к Оливии или Стефании. Они все же женщины, должны проявить понимание. Хоть какое-то. Не все же в них превратилось в лед.

Если не поможет… Стискиваю зубы. Просить Брасияна…

— Я завтра тоже загляну на Совет, — неожиданно произносит Олеж. — Увидимся там.

Он обходит нас и направляется к раздевалке, а я смотрю ему в след. Показалось, или в его голосе проскользнул гнев? Не на меня. И уж точно не на Деметрия. На кого? И при чем здесь Совет? «Он пытался убить Ивара».

— Как же тебя понять?..

И что мне делать, если вдруг пойму?

— Пойдем, — наблюдатель поддерживает меня за плечо и тянет за собой. Перед глазами все плывет. Кажется, мое состояние хуже, чем я думала…

Глава 7

Осенние ночи темные… И сегодняшняя похожа на две предыдущие, только мне кажется, что тянется она дольше. В остальном все также: шум дождя, чернота вокруг, зябкая сырость, которой тянет от распахнутого окна. Мне не хватает воздуха. Легкие стискивает словно капканом, грудь болит от напряжения, где-то в середине остро колет иголкой. Всего лишь психология, но ощущения слишком реальны, чтобы от них отмахнуться.

После отъезда из штаба, мы действительно посетили Марикетту, и волшебница, высказываясь в крайне нелицеприятных выражениях, обработала мои ссадины и чудесный ушиб на животе. Хватило мазей и пары настоек, чтобы унять боль, предотвратить появление отека и обеззаразить открытые ранки. Деметрий во время процедуры молчал, но мне почему-то кажется, что мысленно он успел сообщить Марьке все, что хотел. Она совершенно невозмутимо протянула мне снотворное под видом повышающего иммунитет лекарства, а я также, не моргнув глазом, выпила. И проспала до самого вечера, и даже больше.

А теперь наступила ночь… Спать я больше не могу. Контрастный душ и медицинские процедуры не заняли много времени, и мысли возвращаются к одному и тому же. Анджей. Я не хочу представлять, что Совет может придумать на его счет. Не хочу думать, какое именно влияние заработал Брасиян в данном вопросе, раз смог легко собрать других истинных так скоро. Мысли все равно лезут в голову. Странные. Страшные. Безумные.

Мышцы застыли натянутыми канатами, пальцы впились в плечи, но боли нет… Сердце ровно бьется в груди, и я каждый раз сбиваюсь, пытаясь подсчитать количество ударов. Нарушить хрупкое умиротворение ночи страшно. Вдруг, если я что-то сделаю не так — завтра мир перевернется? И мой сын…

— Будешь чай?

Она заходит бесшумно и останавливается в дверях, не решаясь подойти ближе. Я не оборачиваюсь, но ощущаю ее также ярко, будто вижу. Чувства обострились до предела, даже тихий голос вызывает бурю внутри. Хочется ударить. Убрать ее. Сдерживаюсь. Нельзя. Подруга не желает зла, но и помочь ничем не может. Ее бессилие — горькая печаль и море сострадания, в котором можно захлебнуться.

— Нет. Не буду. — Я ничего не хочу. Только чтобы завтрашний день наступил поскорее. И закончился тоже. — Останься.

Останавливаю ее прежде, чем она успевает уйти. Марикетта вздрагивает, проходит в комнатуи закрывает дверь, подходит ближе, но останавливается за пределами вытянутой руки. Правильно. Не стоит меня трогать. Контроль — хрупкая вещь, а мой сейчас достигает предела. Сильнее обхватываю себя за плечи, и первое движение за долгое время вызывает покалывание по всему телу. Сколько я уже здесь стою?..

— Афи…

— Помнишь колыбельную? — перебиваю, потому что не могу слышать ее сострадание. Оно диссонирует с чернотой внутри и вызывает только лишний гнев. Не нужно меня жалеть. — Ту, которую нам пели в интернате?

Пятилетние дети порой слишком шумят и много времени проводят за играми, чтобы их легко было уложить спать вечером. И приставленная к нам пожилая волшебница гуляла по коридору, заглядывая в каждую спальню, и пела колыбельную — легкие чары, наложенные на мотив протяжной песни, чтобы дети быстрее успокоились и уснули. Наверное, никогда с тех пор я не спала так спокойно, как под ее мягкий голос.

— Да.

— Спой…

Марька глубоко вздыхает, а затем тихо начинает мурлыкать мотив, постепенно он становится громче и более узнаваемым. И через минуту появляются слова: