Отравленные морем [СИ]

Его весло бодро вспенило воду, и вскоре его лодчонка затерялась среди других на канале. Я следила за ней взглядом, пока от водяных бликов не заболели глаза. Карита осталась у пристани, но теперь поглядывала на меня с опаской. Так всё неудачно складывалось! Мы с ней только учились доверять друг другу — и вдруг всё оборвалось.

Хотя, если вспомнить валлуко, то, может, это к лучшему.

Я застонала, спрятав лицо в сложенные на коленях руки:

— Уходи.

Она ещё немного помедлила, затем раздался резкий, обиженный всплеск, и мы с Пульчино остались вдвоем. Чайка сидел на перевёрнутой лодке, с беспокойством следя за мной то одним, то другим круглым глазом. Я решила попробовать ещё раз. Уж с Пульчино-то у меня должно получиться! Я же знаю его десять лет!

Ничего не вышло. Вместо вереницы образов чаячьего сознания мне предстала глухая серая пелена.

Я слишком мало знала об искусстве кьямата, чтобы разобраться, что со мной происходит. Сдавшись, я просто смотрела, как зелёная лента канала, изгибаясь, несёт гондолы и баркасы в лагуну, к Спиналонге, Дито и другим островам. Плавный изгиб водяной дороги навёл на мысль, что совсем недалеко есть место, где о магии знают намного больше меня…

Монастырь на Терра-деи-Мираколо! За последний год я редко о нём вспоминала. Трудно было представить, что со времени моего побега прошло всего лишь тринадцать месяцев. По моим ощущениям — целая жизнь. В памяти всплывали тихие, безмятежные дни в монастыре так, как будто это было с кем-то другим: вереницы фигур в одинаковых бело-серых одеждах, тихое пение и звонкая тишина крипты, в которой отчётливо раздаётся звук капель, падающих с потолка… Сестра Агата с её величавыми манерами, цитирующая по памяти старинные свитки, и деловитая Марта, от чьей горячей руки нам нередко попадало за неряшество…

В этот день, когда всё рушилось к Хорро, мне вдруг захотелось последовать за своими воспоминаниями, снова услышать звучный голос монастырского колокола, окунуться в прохладу темноватых комнат, знакомых мне до последней ступеньки. Всё так запуталось, что я даже не была уверена, хочу ли я действительно, чтобы мой дар ко мне вернулся? Но чего мне точно не хотелось, так это того, чтобы однажды из-за меня в городе появилась спятившая паурозо, убивающая всех на своём пути. Или обезумевшая чайка.

Мне казалось, яростный оскал валлуко и его мертвый взгляд навеки запечатлелись где-то на изнанке моих глаз. Забыть такое невозможно! Чем больше я обдумывала план возвращения на Терра-деи-Мираколо, тем сильнее он мне нравился. Я, конечно, не могла рассчитывать на тёплую встречу. Мой побег — не тот поступок, которым следовало гордиться. Но в конце концов наставницы меня простят, ведь желание взглянуть на мир — это грех, простительный для молодости. И секреты Джулии выдавать не придётся, я скажу, что просто воспользовалась обстоятельствами и сбежала. Разумеется, меня накажут, но вряд ли они захлопнут ворота перед моим носом!

Спохватившись, я поняла, что говорю вслух. Сказывалась привычка делиться всеми мыслями с Пульчино. Чайка подлетел поближе, пытливо заглядывая мне в лицо. Волновался, наверное! Я махнула рукой в сторону Терра-деи-Мираколо:

— Надеюсь, там мне помогут. Я не знаю, что со мной, дружище, и не знаю, как это исправить… Одно точно могу сказать: мне тебя ужасно не хватает!

Пульчино испустил резкий крик, который я приняла за согласие. Перелетев, он подсел ко мне ближе. Пусть мы не могли слышать мыслей друг друга, но каким-то образом он дал мне понять: «Близким существам не нужна никакая магия, чтобы чувствовать друг друга».

Глава 11

Семейный обед в доме Сакетти проходил в тягостном молчании. Городские колокола только что отбили полдень, и легкий ветерок доносил с улицы запахи горячего камня и стоячей воды из канала. Глава семейства, Джакомо Сакетти, был зол из-за происшествия с Манриоло. Если бы кто-нибудь мог проникнуть в его голову, он увидел бы, как мечутся мысли дона Сакетти между пропавшим документом и проклятым Маньяско, чья галера, победоносно вспенивая воду, сейчас наверняка мчалась к заливу Фиески. Джоанна, разряженная в алые шелка, сидела, не поднимая глаз. Чем роскошнее становились её наряды догарессы, тем молчаливее и тише был её нрав.

Инес тоже сидела молча. Аппетитные запахи ягненка, изжаренного в оливковом масле, и куропаток в апельсиновом соусе вызывали у неё тошноту. Сегодня Энрике опять ушел спозаранку, а вернувшись, прошел мимо неё, словно мимо пустого места, не сказав ни слова. Даже мать удивленно приподняла брови.

На вилле у Бренты, где они жили раньше, всё было по-другому! Там она почти поверила в его любовь. Но с тех пор как они вернулись в Венетту, Энрике перестал её замечать.