Отравленные тьмой (СИ)

Кили пришел в себя спустя несколько дней после отъезда Гэндальфа, а еще через пару дней эльфы, которых оставил в Эреборе Леголас, объявили, что рана больше не опасна и тоже уехали. Фили остался со своей проблемой один на один. С этого момента днем он был правителем возрождающегося государства, а ночами – сиделкой у постели брата. На сон он отводил себе пару часов перед рассветом, а на осуждающие слова Балина чаще всего отвечал, что успеет отдохнуть, когда все дела будут закончены. Седой гном лишь качал головой и задумчиво гладил бороду, пытаясь понять, когда это принц, которого он будто бы недавно учил читать и писать, вдруг стал таким взрослым и, самое главное, таким похожим на своего дядю…

Покои, где содержался Кили, находились на дальней галерее. Вероятно, раньше здесь размещали гостей и послов. Некогда роскошные чертоги ныне обветшали, однако оставались надежными и удобными, в том числе и тем, что нынешним обитателям Эребора до них пока не было никакого дела. Фили находился рядом с братом, когда тот пришел в себя. Он почему-то твердо верил, что Кили удалось перебороть подчиняющую его силу. Откуда пришла эта уверенность, гном не думал. Она просто была. Но Кили открыл глаза, обвел мутным взглядом комнату, а еще через мгновение оскалился и бросился на сидящего у постели брата, стремясь добраться до горла. Фили не составило труда скрутить ослабевшего от раны гнома, но надежда на благополучный исход увяла на корню. На следующий день Кили вновь попытался напасть на него, на этот раз вооружившись длинной щепой, которую как-то умудрился отковырять от спинки кровати. В те дни эльфы еще не покинули Эребор, так что следующие две ночи Фили провел в небольшой кузнице за горькой, но необходимой работой – первым изделием, созданным руками молодого короля на своей исторической родине, стали легкие цепи и прочные браслеты, которые он одел на отчаянно сопротивляющегося, но все еще более слабого брата. Цепи крепились к кольцам в полу таким образом, чтобы у Кили оставалась относительная свобода передвижения, но он не мог бы причинить вред ни себе, ни Фили. Более того, по желанию цепи можно было натянуть так, чтобы зафиксировать гнома на кровати. Фили сам не знал, зачем он это сделал, но, как оказалось, это было очень предусмотрительно.

Чаще всего Кили не разговаривал с братом, предпочитая сверлить его ненавидящим взглядом. Иногда он огрызался, если Фили сам пытался с ним заговорить, или сыпал проклятиями и руганью, мешая всеобщее наречие, кхуздул и какой-то незнакомый язык, слова которого Фили не понимал. С другой стороны, Кили всегда съедал все, что ему приносили, много спал и, очевидно, всячески старался поскорее выздороветь.

На следующий день после отъезда эльфов, у молодого гнома случился первый припадок. Весь вечер Кили был непривычно тих, лишь периодически морщился как от боли, да впервые отказался от ужина. На попытку Фили заговорить, он вновь ответил потоком ругательств, так что брат оставил его в покое и вскоре задремал на лавке у стены. Проснулся он от крика и не сразу понял, что происходит. Кили сидел на кровати, быстро раскачиваясь взад-вперед и глядя прямо перед собой широко открытыми глазами. Когда Фили одним прыжком отказался рядом, он услышал сбивчивый шепот:

– Я их убил… Я всех убил… Дядя… Брат… я всех убил… я всех убил…

Когда же Фили попытался привести брата в чувства, того начала бить крупная дрожь, а из глаз потекли слезы. Шепот перешел в крик, Кили забился в удерживающих его руках, явно не понимая, где находится и что происходит. Тут-то и пригодились фиксирующие цепи. Молодой гном хрипел и выгибался, тщетно пытаясь вырваться, но кованная сталь держала крепко…

Закончилось все внезапно. Кили вдруг замер, вытянулся в струну, вскрикнул раненным зверем и потерял сознание. Фили обессилено опустился прямо на пол рядом с кроватью. Произошедшее не укладывалось в голове. Отчаянно хотелось просто, как в детстве, расплакаться, но он настолько устал, что сил не было даже на это. Сжав кулаки и уткнувшись лбом в сгиб локтя, гном тихо заскулил от отчаянья и безысходности…

Такие приступы стали повторяться почти каждый день. Кили метался, кричал и плакал, обвиняя себя в смерти дяди. Фили в какой-то момент осознал, что в эти мгновения к брату, судя по всему, возвращалась память о произошедших событиях и естественные чувства, не отравленные поработившей его чуждой силой. А потом во время одного из таких припадков, младший гном вдруг впился взглядом в лицо брата и пугающе четко и спокойно попросил:

– Убей меня. Я не могу так больше.

В тот момент Фили впервые подумал, что лучше бы он тогда умер в Озерном городе, сгорел в пламени дракона, получил эльфийскую стрелу в спину – что угодно, лишь бы не слышать этих слов, не видеть отражение жуткой просьбы в безгранично родных глазах… Он отвел взгляд, и брат вновь зашелся криком, а Фили смог лишь попытаться зажать руками уши, чувствуя, что сам неуклонно сходит с ума…