Отравленный исток

Заряна взгрустнула первые дни о покинутых сестре и Люборовне, но там помалу вновь ожила — ласка и внимание Кирилла сняли тревогу. А дальше, как осталось за спиной Новручанское княжество, и вовсе всё сильнее разгоралось её лицо интересом и восхищением. Она-то, посчитай, так далёко от дома ещё ни разу не забиралась. И ехала она в седле без устали наравне с мужами, и удобств особых для себя в пути не просила. Пусть и чернавок при ней теперь не было, а справлялась со всем сама.

Кирилл приказал на стоянках ставить для неё отдельный шатёр. И хотел бы делить с ней один, да держался. Ни до чего хорошего нетерпение не доводит. Да, глянулись они друг другу — мочи нет — а всё равно знакомы ещё недолго. Но каждая следующая седмица в пути сближала их сильней.

И незаметно настал тот миг, когда показалось, что они уже много лет вместе.

Теперь оставалось несколько дней до Одной — а там домой. Поначалу ехали большаком, но скоро пришлось свернуть на боковую и далеко не столь хоженую дорогу. Остались за спиной гостинные избы, где всегда готовы чисто застеленные лавки для князя и его людей, а потому снова пришлось разбивать лагерь на последней ночёвке. Кирилл и рад был: удастся с Заряной побыть. А то ведь не всегда получится под любопытными взглядами старост и их жён, которые вместе с дочерьми да подружками под всевозможными предлогами, как мухи, слетались посмотреть на деву, что путешествует с ним.

Теперь же можно было, дождавшись, как гридни разойдутся, посидеть рядом у огня.

— Ничего, — шепнул Кирилл Заряне, когда они остались одни. — Скоро повернём на Кирият. Закончатся наши мытарства.

Боярышня длинным прутиком, который неумолимо погибал в пламени, тихо ворошила угли. В простой одежде, которую девушка разумно прихватила в дорогу, смотрелась она ничуть не хуже, чем в собольем кожухе да о серебряных колтах у висков. Но Кирилл пообещал себе, что обязательно одарит её самыми лучшими нарядами от самых искусных мастериц княжества, как только доведётся попасть в столицу. А сейчас так даже лучше — незачем татей, что могут в пути попасться, раззадоривать. А уж любоваться наречённой невестой ему это никак не мешает.

— Знаешь, толкуют, мол, с милым хорошо и в шалаше, — Заряна улыбнулась лукаво. — Не думала никогда о том. А теперь понимаю, что так оно и есть.

— Это если недолго по шалашам скитаться. В тёплом доме и любви лучше живётся, её не отпугивают житейские трудности.

Боярышня посмотрела на него внимательно, бросив в костёр совсем уж обугленную веточку.

— А куда ж она девается, если жизнь такая у людей, а другой нет?

— Думается мне, что она со временем превращается во что-то иное, — пожал плечами Кирилл. — В привычку, уважение, надобность…

— Так ведь и у тех, кто не бедствует, так бывает. А беды только укрепляют семью. Настоящую, ту, где любовь есть.

Заряна заглянула в глаза ещё пытливей. Ещё верит в то, что настоящей любви всё нипочём.

— Бывает у всех. Но тот, кто любит, не позволит родным бедствовать и печалиться. Из кожи вон вылезет…

Кирилл не стал продолжать. И так всё понятно. Боярышня призадумалась, уставившись в пламя. А затем вдруг обхватила Кирилла за локоть и прижалась щекой к его плечу. Такая юная и хрупкая, как весенний цветок, только пробившийся из-под снега. Будет самым большим преступлением заставить её страдать или разочароваться в своём решении уехать с ним. И потому придётся приложить все усилия, чтобы оградить её от Корибута.

Кирилл опустил ладонь на макушку Заряны, провёл по гладким волосам, заплетённым в косу. Девушка подняла к нему лицо, улыбнулась тепло и доверчиво, потянулась ближе — как устоять? Её горячие от близости костра губы мгновенно отозвались на поцелуй. Дыхание сбилось, а пальцы сильнее вцепились в руку.

Кирилл крепко прижал к себе Заряну, прильнул к тонкой шее, прихватил губами мочку уха. Девушка вздохнула жарко и прерывисто. Подхватить бы на руки и унести в шатёр, а там будь что будет. Но нет, это не Геста, для которой Кирилл вовсе не был первым и единственным.

Он отпрянул, чувствуя, как раскалённая дрожь разбегается по телу. Ещё немного и сдержаться не получится. Заряна пару мгновений сидела с закрытыми глазами, ожидая следующего поцелуя, а затем смутилась и потупилась, поняв, почему Кирилл остановился.

— Доброй ночи, люба моя, — тихо, чтобы не выдал осипший голос, проговорил Кирилл и коснулся губами её такого маленького в его ладони кулачка.

Боярышня кивнула, пряча взгляд.

— И тебе доброй ночи, княже.

Она поспешно встала да и юркнула к себе в шатёр. А Кирилл, взлохматив волосы и обхватив руками голову, ещё посидел у костра. Долго не унималось поднявшееся внутри желание; да к тому же не давала покоя тревога, глодала изнутри: не ко времени всё.