Отравленный исток

Кирилл и не хотел бы отсиживаться в светлице, но сейчас просто опасался, что, коли ввяжется, наделает страшных дел. Каждый раз он не замечал, как воля Корибута подменяет его волю. А затем откатывается, как волна прибоя, и оставляет после себя лишь беды и неистребимое чувство вины за содеянное.

До самого утра он больше не сомкнул глаз. Всё думал о том, как там Заряна, исполнил ли Виген приказ в точности. Лязг, гам и суета скоро начали стихать, пожар потушили, но запах его ещё долго будет гулять в стенах замка.

Как рассвело, прибежал Лешко — где мотался, непонятно — и передал слова Вигена, что бунт окончательно подавлен, а зачинщики найдены.

— Пусть ведёт их в чертог. Взглянуть на них хочу.

Лешко снова умчался. А Кирилл оделся, как подобает, и спустился.

Его уже ждали. Кроме начальника стражи и гридней, в чертоге стояли и трое верегов. Конечно же, одни из самых лучших воинов Хальвдана. Видел бы тот, что они натворили в детинце! Это ж надо было додуматься задиристых северян без надзора оставить. Не дети они, конечно, но время сейчас такое, что каждый старается свой норов и силу показать.

И Кирилл не удивился, когда увидел Дьярви: тот, знать, большую обиду на него затаил, после избиения плетью. Мало, видно, досталось, раз снова на рожон полез. Да только сам себя ещё до большей беды довёл — такого Кирилл спускать не собирался, и кнутом одним тут не обойдёшься.

— Что ж ты, Дьярви, вожака своего подвёл, — обратился Кирилл к нему, остановившись напротив. — Имя его доброе замарал и всех своих соратников на наказание обрёк.

Верег криво ухмыльнулся разбитыми губами.

— Вожак мой за юбкой вслед убежать изволил. Да другой, поматёрее его сыщется.

Да уж, знать, перед тем, как из детинца уйти, Хальвдан со своими людьми объяснился. Но, похоже, верно поняли его не все. Кирилл вскинул брови и заложил руки за спину.

— Уж не ты ли в вожаки заделался?

Дьярви покачал головой. Поморщившись, тронул тыльной стороной ладони кровоточащую ссадину на скуле.

— Нет. Куда мне.

— Скажешь, Ингвальд ко мне в гости пожаловать решил? — Кирилл въедливо всмотрелся в холодные глаза северянина.

— А ты, кнез, что же, думал, конунг смерть дочери тебе простит? — тот ответил твёрдым взглядом. — То, что в жёны тебе отдал, не значит, что тебе с ней творить можно было, что вздумается.

— То и значит… Но убивать её я не хотел. Она сама виновата. Верно, ты многого не знаешь.

На миг сомнение отразилось на лицах всех верегов, что тут стояли. Виген покривился, припомнив, видно, чем обернулись выходки Гесты. Он не допустил, чтобы слухи о том расползлись по дому. Во всяком случае, служанки не трепали по углам — и ладно. Это бросало тень на самого Кирилла. Но знай вереги обо всём, удержались бы от бунта? Ой ли…

Но раз это случилось, жди драккаров у пристани. Не сегодня, так завтра. А вот с драконьими головами или нет — там видно будет.

Кирилл отвернулся и прошёл к своему креслу. Скоро рядом с ним установят второе, поменьше — для молодой княгини. Не самый лучший способ отпраздновать свадьбу: ещё и с верегами биться. Но если уж придётся, он свою правоту отстаивать станет до последнего. А сейчас решать надо, что с Дьярви и другими зачинщики делать.

В душе было тихо и темно, как в пропасти. Наверное, он давно решил, ещё ночью, когда шумели во дворе и замке отголоски верегского своенравия. Его снова обвинят в жестокости, но по-другому он поступить не мог. Это не безобидная драка, и хорошо, что она не успела обернуться гораздо большей бедой, чем гибель нескольких стражников и сгоревшая изба.

— Я не стану осквернять землю детинца кровью перед свадьбой, — вновь заговорил Кирилл, поворачиваясь к мужам за его спиной. — Но через седмицу после обряда предводители бунта будут казнены.

***

Долго пришлось ждать, пока в детинце всё утихнет после бунта. Никогда ещё темницы замка не были столь полны. Всех верегов, кто остался в живых, заперли. Посовещавшись с ближниками, Кирилл решил, что после казни зачинщики остальных вышлют за пределы княжества. Пусть отправляются домой. Раз уж их предводитель затерялся где-то в глубинах ариванских владений. По-хорошему, определять их судьбу следовало Хальвдану. Да с него нынче не спросишь.

Удивительно, но осуждать правителя за решение казнить тех, кто поднял в детинце столь сильную бучу, никто не стал. Знать, домашние сильно перепугались. Да и горожане в кривотолках осторожничали, хоть и знали о том, что случилось, не в пример меньше. А весть о скорой свадьбе князя и вовсе заставила всех позабыть о тревожном случае.

Бабы в доме всколыхнулись. На Заряну обрушились все их забота и внимание. Привели лучшую в Кирияте мастерицу, чтобы платье княжеской невесте сшить. И ткани самые богатые, диархавенские, для него выбрали. С ближних и дальних весей и городов начали съезжаться посадники и старосты с женами да дочерьми. И те с готовностью вливались в общую женскую суматоху. Каждая долгом своим считала выказать почтение княжеской избраннице, и все находили её чудесно подходящей для того, чтобы стать хозяйкой дома.