Отравленный памятью

Потому что точно такой же у человека, сидящего сейчас за столом и уплетающего котлеты с картофельным пюре.

У моего сына.

Никита стоит во дворе, и взгляд его медленно путешествует от одного окна к другому. Он кого-то ищет, и я даже не сомневаюсь, кого именно.

Меня.

Нас.

Не знаю, как он выяснил, где именно я сейчас нахожусь, да это собственно и неважно. Важно другое: нужно скорее убегать.

Сейчас нас некому защитить, но мне и не хочется больше кого бы то ни было подставлять. Я не должна перекладывать свои проблемы на плечи других, потому что это плохо заканчивается.

Для других.

— Сынок, ты доел? — Стараюсь, чтобы голос не дрожал, а руки не тряслись. Незачем пугать ребёнка. Наши побеги для него дело привычное, но об истинной их причине пусть лучше не знает как можно дольше. — Мы сейчас гулять пойдём. По крышам.

Женя радостно взвизгивает и подпрыгивает на месте. Он обожает приключения и разные авантюры — в этом он похож на своего отца.

И хоть бы только в этом.

— А можно Фиалку взять? — доносится вопрос, пока я лихорадочно осматриваюсь, пытаясь придумать, как выпутаться. — Пусть и она по клышам погуляет.

Ах, Фиалка. О ней-то Женя никогда не забывает.

— Бери, конечно. Только побыстрее.

Бегу в комнату, быстро переодеваюсь, хватаю кошелёк, телефон, документы и за считанные минуты оказываюсь у входной двери. Не знаю, чем сейчас занимается Никита, но чувствую: он совсем рядом.

Я всегда его чувствую.

Как и он меня.

Женя выбегает из комнаты, улыбающийся и счастливый, одетый в костюм морячка и с фиолетовым слоником, прижатым к груди. Он гладит игрушку по плюшевой голове и приговаривает: «Фиалочка, сейчас будем гулять. По клышам!»

Не обращая ни на что внимания, открываю дверь, хватаю сына за руку и, высунув нос наружу, оглядываюсь. Проход чист, но надолго ли? До слуха доносится звук тяжёлых шагов. Это он или нет? Не разобрать, но у меня совсем нет времени на разгадывание шарад. Может, на лифте вниз рвануть?

Подбегаю к железной коробке, истерично жму на кнопку, но лифт хранит безмолвие.

Поломался, зараза. Нашёл время, придурок жестяной!

Одно ясно: Никита совсем близко. Только хрен ему, а не свидание.

— Быстрее! — шепчу сыну и буквально вытаскиваю его за руку из квартиры, захлопывая дверь.

Сын рад стараться: бежит за мной вприпрыжку, пока я тащу его по лестнице вверх. Знаю, что на последнем этаже есть выход на крышу. Ни разу там не была, но очень надеюсь, что выход свободен.

— Только запомни: мы не должны шуметь. — Оборачиваюсь и прикладываю палец к губам. Женя охотно кивает головой и растягивает губы в улыбке. Хорошо, что он послушный, хоть иногда.

Звук шагов вибрирует внутри, заставляя бежать всё быстрее и быстрее. Перепрыгиваю через две ступеньки, на секунду забыв, что короткие ножки сына не предназначены для таких забегов. Останавливаюсь, хватаю Женю на руки и несусь, что есть мочи, словно впереди меня ждёт олимпийское золото.

Стараюсь не думать о том, о Никите — от подобных мыслей мозг цепенеет. Это просто приключение — прогулка по крыше, которая должна так понравиться сыну. И ничего больше.

Убеждаю себя, что сильная и со всем справлюсь, а иначе и быть не может.

Я должна.

Ради Жени.

А вот и крышка люка, ведущего на крышу. Сама не заметила, как миновала шесть этажей, настолько увлекалась аутотренингом. Женя молчит и только сжимает в объятиях своего плюшевого друга.

— Сейчас, сынок, только открою люк, и сразу пойдём гулять.

Ставлю его на ноги и подбегаю к высокой лестнице, выкрашенной голубой краской, чтобы открыть дверцу, что подарит нам свободу. Никита рядом, я чувствую, и это осознание придаёт мне сил. Кажется, никогда раньше не чувствовала себя настолько уверенной в себе и смелой.

Лестница приварена к стене. Хватаюсь руками за перекладину и ползу вверх, что та обезьяна. И это я, которая боится высоты до одури? Но когда опасность дышит в спину, страху нет места в моей жизни.

Раз, два, три...

Перекладина за перекладиной, шаг за шагом, невзирая на панику и темноту в глазах, оказываюсь у цели. Вот она крышка, стоит толкнуть, и уличный свет зальёт полумрак подъезда.

Только хренушки мне, а не свобода: люк, кажется, намертво приварен и как ни старайся, ни долби в него свободы не видать. Я бью по крышке, сбивая кулаки в кровь, шиплю и матерюсь про себя, но результат нулевой: моих сил не хватит, чтобы сдвинуть её хоть на миллиметр. Да и чьих хватит, если здесь без автогена не разобраться?

О чём думали жильцы этого дома? Чего боялись? Воров? Но сейчас это неважно, потому что я потеряла последний шанс спастись от того, что наверняка будет караулить меня под дверью. Никита не дурак и знает, что делать. И, я уж знаю, его терпения хватит, чтобы дождаться меня.

— Мамуля, а клыша? — Женя смотрит удивлённо, когда я спрыгиваю с нижней перекладины и останавливаюсь рядом с ним. — Ты же обещала.

И правда. Хорошо, что сын ещё не знает: маме не всегда сто?ит слепо доверять.