Отравленный памятью

Красивые девушки разной степени опьянения слоняются из угла в угол, виляя бедрами и усиленно привлекая к себе внимание. Одна полезла на барную стойку и принялась, медленно покачиваясь на высоченных шпильках из стороны в сторону, снимать с себя тонкую белую майку с вышитым на ней красным орлом. Под одеждой, как и предполагалось, ничего не надето, и грудь — чуть больше четвёртого размера — выпрыгивает на свободу. Следом за доморощенной стриптизёршей лезет на стойку её подружка. А может, и не подружка, но такая же незакомплексованная особа в кожаном, обтягивающем шикарную фигуру, платье. Тёмные волосы водопадом спускаются до задницы — аппетитнейшей, между прочим. В итоге всё заканчивается тем, что их голых снимает со стойки Брэйн. Они хохочут, извиваются, висят на нём, а татуировщик несёт их в дальний кабинет, откуда, не стоит сомневаться, скоро будут слышны страстные охи и ахи, крики и стоны.

— Я бы тебе рассказал что-нибудь, конечно, только знать бы ещё, о чём ты слышать хочешь. — Делаю ещё глоток и лезу в карман за сигаретами. — У меня всё отлично, не парься.

— Это хорошо, — говорит Роджер, откидываясь всем своим мощным торсом, обтянутым тёмно-фиолетовой футболкой с витиеватой надписью: "Rock is not dead, suki". — А что там за Кристина такая?

Хитрый прищур единственного зрячего глаза сигнализирует о том, что Роджер уже в малейших подробностях обо всём знает, но, как обычно, делает вид, что ни о чём не ведает. За это я его и ценю: он всегда даёт шанс самому рассказать.

— Кристина? — Усиленно изображаю мыслительный процесс, хмурюсь, вроде как вспомнить пытаюсь. Роджеру нравится моё представление, и в итоге мы заходимся от хохота, уронив головы на столик. — Хорошая она. Даже слишком.

— Разве такое бывает, чтобы человек был слишком хорошим? — удивляется мудрый Роджер. — Это плохим можно быть слишком, а хорошести много не бывает.

— Ты прав, конечно, да только что я забыл рядом с хорошей девушкой?

— Вот не зря вы с Филом как сошлись в пять лет, так до смерти и не расстанетесь, — говорит Роджер, потирая искалеченный глаз под повязкой. — Тот тоже всё себя дерьмом считал из-за его мамаши. А ты из-за своего образа жизни. Но ведь Филину ничего не помешало Птичку охмурить и быть с ней счастливым, а ведь тоже какая замечательная и чистая девчонка, что тот бинт стерильный. Тебе что мешает?

— Сам знаешь что, — бурчу себе под нос, закуривая.

— Наташа? — спрашивает, пытаясь поймать мой взгляд. — Арч, очнись, я тебя прошу. Её нет, уже пять лет нет.

— А то я не знаю. — Чувствую, как внутри поднимается волна злости. Я не хочу сердиться на Роджера, но если он не прекратит нести эту чушь, я за себя не ручаюсь. И ведь он знает, что есть запретные темы, но всё равно лезет. Пользуется тем, что другого бы уже убил, а этого дерьмовоза терплю. — Слушай, завязывай, а не то поругаемся. Оно тебе надо?

— Ладно, уговорил, — произносит, вскидывая в примирительном жесте руки вверх. — Но насчёт этой Кристины подумай. Мне рассказывали, что она очень хорошая девушка. И не замужем.

— Язык бы этому рассказчику вырвать, — усмехаюсь, представляя, как Филин собрал всех жаждущих подробностей моей личной жизни кружком и в красках поведал о Кристине и моём интересе к ней.

— Если ты хочешь, чтобы твоя мать осталась без языка, то тогда, конечно, твоё желание — закон, — хохочет Роджер.

— Так это мама о ней рассказывала? — удивляюсь, потому что не понимаю, ей-то это зачем нужно?! — И ты там вообще, каким боком?

— О, глядите на него, взъерепенился.

— Да нет, просто интересно, когда ты успел обо всём прознать.

— Мой отец женится, а там такое общество подобралось, что без костюма никуда. Да и зачем отца расстраивать? Ну, а где приличную одежду брать для такого представительно мужчины, как я, если не в "Арчибальде"?

— Это же, сколько жениху лет?

— Много, — ухмыляется Роджер. — Зато невесте мало — ранимая ясноокая лань с трепетным взмахом ресниц. Такую моим видом пугать не рекомендуется, а то сбежит от папули. А он человек в возрасте, ему такой стресс врачами противопоказан.

Я смеюсь, представив эту свадьбу.

— Видишь, даже мой отец не теряет надежды на личное счастье и юношеский задор. Уже пятый раз под венец идёт и не факт, что последний. А ты вот сдаёшься.

— Ты тоже нашёл, что сравнивать.

— А чем тебе мои сравнения не угодили? — спрашивает Роджер, подзывает официанта и заказывает ещё пива. — Если баба хорошая, её нужно хватать, пока какого-нибудь ботана-неудачника себе не нашла.

— Предлагаешь вместо этого предложить ей байкера-удачника?

— Ну, а почему бы и нет? — Роджер закуривает новую сигарету. Вокруг нас плотное дымное облако, в котором скоро уже не будем видеть друг друга. — Ты ничем не хуже всех остальных, поверь мне. И то, что ты пьёшь, словно последний день живёшь, и гоняешь на полной скорости, говорит только лишь о том, что тебе не хватает в этой жизни смысла.