Отравленный памятью

Я никогда не пылал восторгом, если приходилось иметь с ним дело. Старался обходиться своими силами, но порой, когда денег не хватало, а жить красиво хотелось отчаянно, приходилось обращаться к Карлу, который всегда был щедр на оплату. Правда, и работу предлагал самую чёрную.

А ещё он самый настоящий альбинос, и от взгляда красных, словно у кролика, расфокусированных глаз бросает в дрожь.

— Говоришь, работа тебе нужна, — без всяческих прелюдий и пустой болтовни начинает Карл. Голос его не выражает никаких эмоций, только в красных глазах в ореоле белоснежных ресниц застыло лёгкое любопытство.

— Очень. Сам понимаешь, столько лет прошло, многие связи утеряны, если не все. А жрать хочется.

— Жрать всем хочется, — говорит, облокотившись на стол, и постукивает тонкими пальцами по полированной столешнице. — Только у меня здесь не бесплатная столовка для сирых и убогих.

— Карл, зачем опять начинать? Я ни разу тебя не подвёл в прошлом...

— Так это когда было?! — хмыкает потенциальный работодатель и крутит в тонких пальцах карандаш.

— Давно, знаю. Много времени прошло, но я постараюсь доказать, что со мной всё ещё можно иметь дело. Просто поверь мне, ты не пожалеешь, обещаю.

Карл снова хмыкает и поднимается во весь рост. Сейчас он похож на белую, словно первый снег швабру. Особенно сильно контрастирует светлая кожа и волосы с чёрной кожаной жилеткой и тёмными джинсами.

— Много воды с тех времён утекло. Всё меняется, мы меняемся. Я никогда не был в восторге от тебя, потому что ты мутный и скользкий. Теперь, после зоны, вообще не могу представить, чего от тебя ожидать.

Ну, как этого долбня уговорить? Упёрся, ты посмотри на него. Но мне некуда отступать, поэтому сдаваться не намерен.

— Ты прав, но, судя по тому товарищу, что провёл меня сюда, в твоей жизни и мировоззрении мало что изменилось.

Карл издаёт смешок и подходит к высокому шкафу, в котором за стеклом выстроились в ряд бутылки. Не спрашивая, берёт два стакана и плещет в них равные порции дорогого коньяка.

— Кажется, ты именно этот напиток всем другим предпочитаешь. Или на зоне уже на чифир перешёл? — спрашивает Карл и смеётся своей шутке. Криво улыбаюсь, хотя это и стоит мне всех усилий. Дать бы этому глисту в рожу, но кусать руку, которая в состоянии накормить даже для меня недопустимо. — Пей.

Делаю глоток под пристальным взглядом самых странных глаз на свете. Коньяк однозначно хорош и, пока пью, кажется, что внутри слабеет пружина, мешающая дышать.

— Беру свои слова обратно, ты мало изменился, — усмехается Карл, но в его интерпретации это больше похоже на хищный оскал. — Дерзишь, словно тебе терять нечего, спину ровно держишь — аристократ, твою мать. Ну и мордашка у тебя смазливая — таким верят. Это может мне пригодиться. Не знаю, может быть, я старею, может, хватку потерял, но я согласен дать тебе шанс.

Я готов прыгать до потолка, но Карл вряд ли оценит мой порыв, поэтому сижу, откинувшись на стуле с максимально равнодушным выражением лица.

— Спасибо.

— Не за что благодарить. Ты беспринципный подонок, это мне хорошо известно, но это даже в плюс.

Однако, какой лестный комплимент. И главное, что это у нас взаимно.

— Ты мне пригодишься, так что, считай, работа у тебя уже есть. Бабки получишь сразу по выполнению. Если хорошо справишься, будет тебе и бонус, о котором ты меня просил по телефону.

— Я постараюсь.

— Конечно, постараешься. — Карл делает большой глоток коньяка и достаёт из ящика стола пачку сигарет и серебристую зажигалку с орлом на корпусе. — А нет, так я тебя за яйца повешу.

И ведь повесит — ему это ничего не сто?ит. И если верить слухам, то это вовсе не фигура речи.

— Надеюсь, мы друг друга поняли.

Киваю и тоже закуриваю. Надеюсь, он не заметит, что мои пальцы дрожат, а от лица отхлынула вся кровь.

— В общем, слушай сюда. — Карл наклоняется ко мне, и я замечаю, как горят его глаза. — Сейчас едешь с моими ребятами в одно прекрасное место. Лес, птички, грибы-ягоды...

— Грибы собирать будем? — спрашиваю и, не отводя взгляда, делаю затяжку.

— Ага, подосиновики, — хмыкает Карл и растягивает губы в улыбке. — В этом чудном месте нужно будет встретиться с одним товарищем. Ребята мои надёжные, но уж больно вспыльчивыми бывают. Потому и отправляю на переговоры с ними тебя.

— А с чего ты решил, что твои парни позволят мне у них хлеб отобрать?

— Поверь мне, позволят. Твоё дело потолковать с товарищем и напомнить ему, что стряпать свои мерзкие делишки и надеяться, что я о них ничего не узнаю — очень глупый поступок. Уяснил?

— Само собой. В способах ведения беседы есть ограничения?

— Лишь одно: оставить мудака в живых. Можно калекой, но живым.

— Всё предельно ясно. Только знать бы ещё, чем именно он занимается за твоей спиной?

Я наглею, конечно, но мне хотелось бы знать, в чём именно провинился тот товарищ. Ну, просто чтобы понимать ситуацию чуть лучше.