Отравленный трон

Стирая Альберона из истории, уничтожая все упоминания о нем, все его изображения, все изваяния, Джонатон мог сделать с памятью об Альбероне все, что хотел. Альберон мог стать кем угодно — мелющим чепуху идиотом, сумасшедшим, злодеем убийцей, опасным тираном. Джонатон мог сделать из Альберона что угодно, потому что большинство его подданных никогда не видели его, не знали ни его лица, ни истинного характера. Бедняга Альби! Скоро он обратится в ничто или, что хуже, его переделают в чудовище.

Последние слова Юзефа Маркоса снова зазвучали у нее в ушах: «Его Высочество наследный принц Альберон! Это был принц Альберон! Это он послал приказ, милорд! Он послал мне приказание убить вас». Она не могла с этим примириться. Не могла связать свое представление о порывистом, смешливом, импульсивном, но любящем Альбероне, резвом и солнечном, со злодеем, строящим козни, прячущимся во мраке, посылающим убийц, чтобы расправиться с родным любимым братом. Она почувствовала, как слезы подступают к глазам, закусила язык и снова поглядела на группу мальчиков, которые все еще озирались по сторонам, стараясь разобрать, кто же представлен на многочисленных резных изображениях, наполняющих комнату.

Винтер сделала глубокий вдох и хрипло сказала:

— Так что же ваш мастер вам поручил?

Растрепанный паренек ухмыльнулся:

— А тебе какое дело до этого, девчонка?

Подмастерье четвертого года вдруг закатил ему подзатыльник:

— Заткнись, Джером! Ступай к задним колоннам и возьмись за тот фриз, как тебе было велено.

Секунду Джером глядел на товарища с разинутым ртом. Старший подмастерье не отводил глаз, и наконец парень густо покраснел и отошел к широким панелям. Другой подмастерье третьего года тоже ушел, а два малыша первогодка остались, переминаясь с ноги на ногу, будто хотели в туалет.

— А нам что делать, Гэри? — прохныкал один из них.

Старший закатил глаза.

— Почему вы никогда не слушаете, мелюзга эдакая! Идите к вон тем полкам, разложите свои инструменты, а я сейчас подойду.

Оба мальчугана пустились прочь бегом, и Винтер слышала, как они толкаются и хихикают, пробираясь к узким книжным полкам.

Подмастерье четвертого года, Гэри, глядел на нее с торжественным видом. Он заговорил с ней тихо, и Винтер показалось, что его голос был проникнут сочувствием.

— Мне больно делать эту работу, — честно признался он. — Твой мастер здесь такую красоту навел. Грех переделывать.

Она глянула в его ласковые глаза и промолчала. Он улыбнулся ей, зубы у него были гнилые.

— Здорово ты расправилась с парнями, — сказал он, и тут девочка позволила улыбке чуть коснуться глаз. — Я бы тебя в мастера взял, а?

Винтер кивнула, и Гэри провел ее через зал туда, где выжидал и наблюдал Паскаль Хьюэтт. Это был человек небольшого роста, жилистый и седоволосый, с резкими чертами лица и глазами, окруженными сложным переплетением морщин. В течение дня у Винтер было время понять, что подмастерья обожали его, а Гэри ему приходился родным сыном.

Следующие несколько часов они в основном прогуливались вдоль фризов и панелей с изображениями, а Винтер рассказывала, на выполнении каких работ настаивает ее отец. Вначале Паскаль подумал, что им предстоит заменить Альберона и Оливера какими-нибудь неодушевленными существами — вырезать на их месте дерево или лошадь, что-нибудь, что заполнит пробелы. Когда Винтер объяснила, что Лоркан хочет, чтобы фигуры просто срезали до основания, оставив гладкое дерево, как зияющую дыру в картинке, как явное, бросающееся в глаза отсутствие, Паскаль взглянул на нее озабоченно:

— Он не хочет никаких дополнений?

— Нет, мастер Хьюэтт.

— Ничем не хочет замаскировать промежутки?

— Нет.

Она вынула письмо, протянула ему и терпеливо ожидала, пока он прочел его — медленно и с трудом.

Закончив, Паскаль сложил бумагу и оглянулся по сторонам.

— Господи, помоги, — вздохнул он. — Я участвую в кровавом убийстве. Но дело будет сделано, девочка, и сделано на совесть. Твой мастер может нам доверять.

— Он собирается присоединиться к вам завтра, мастер Хьюэтт, и будет работать с вами рядом.

Паскаль опустил глаза, пошевелил губами, совсем как его сын, и вновь взглянул на нее:

— На самом деле Лоркан эту вот переделку не поддерживает, правда, дочка? Он ведь не может считать правильным, чтобы этот араб занял трон?

Винтер глядела в его добрые глаза и обдумывала осторожные повадки мастера. «Кому можно верить? — думала она. — Кому, кроме себя? Может, Паскаль Хьюэтт и добрый, но он глупый. Может, он посвящен во все тонкости придворной жизни, но не способен хранить тайну…» Лоркан явно уважает этого человека, но все же, заметила она, недостаточно доверяет ему, чтобы рассказать о своей болезни. Она ответила тихо и покорно:

— Мой отец выполнит свой долг перед королем, мастер Хьюэтт.