На пыльный, проржавевший капот 402-ого Москвича села осторожная птица. Чёрный с металлическим отливом окрас не сильно выделял её среди вечерней погоды, а торчащая бородка на горле и длинный тёмно-бурый клюв делали птицу узнаваемой. Простояв с минуту, она сделала пару прыжков и взлетела в направлении хвойного леса. Сидя на водительском месте так, что ноги стояли на асфальте, я снова уткнулся в планшет с картой.
На шестом десятке километров от Мегиона, на перепутье, находились строения, которых не было у меня на карте. По их периметру, исключая постройки у въезда, шёл бетонный забор с колючей проволокой. Ближе к дороге стоял КУНГ, пред которым расположились металлические загражденья. Возле них, на обочине и даже посреди дороги стояла брошенная техника. О знаках обозначения и речи не шло.
“Все это явно носило военных характер.” — Думал я, рассматривая это место с пригорка. Мнения я не поменял. Более того, считаю, что ранее посещаемый мной блокпост определённо связан с этим местом. А раз оно нуждалось в подобной защите, то и какое-либо его присутствие на карте невозможно.
Оставляя краткие сноски на карте, я и не заметил, что, облокотившись на крыло Москвича, все это время за мной наблюдал человек в плаще.
— Решил устроить себе привал? — Немного погодя, начал он. — Я думал ты твёрдо намерен отыскать отца в кратчайшие сроки.
Я ничего не ответил, продолжая отмечать размышления.
— А ты тут рисуешь крестики-нолики да птиц пугаешь. — Развернувшись ко мне боком и положив руку на крышу, продолжил собеседник.
Облокотившись плечом на спинку кресла, я вздохнул и положил планшет на колени в ожидании очередных доводов психопата.
— Да ты, я смотрю, заблудился! — Резко усмехнулся псих. — А я-то думаю, чего ты в карту уткнулся, как дитё в титьки матери, да потерянный весь сидишь.
Он, было дело, тихо расхохотался, но тут же замолчал. Я, даже не удостоившись привстать с водительского места, направлял на него Наган.
— Да брось. — Проговорил он. — Мёртвый номер. Не станешь же ты тратить драгоценные патроны на не менее драгоценного товарища?
Если с последним утверждением я бы явно поспорил, то насчёт первого он подметил чертовски верно. Каждое нажатие спускового крючка — осмысленное и бесповоротное действие, которое должно либо навредить, либо отсрочить этот вред. Сейчас, очевидно, не тот случай, но дрейфить я не собирался. Прозвучало отчетливое взведения курка.
— Фальшь. — Донёсся едва слышимый голос из противогаза.
Как из-под палки, но это снова сработало. Разворачивая планшет снова, я лишь видел медленно удаляющийся в тени сосен и подхватываемый ветром подол его плаща.
***
Выглядывая из кювета, растрёпанный временем
Помню, как дядя Миша принёс домой военную энциклопедию, и мы вечерами, сидя у крыльца с фонариком, разглядывали её. Эта толстенная книга подарила мне немалый пласт знаний о военном деле былой эпохи. В этой книге было написано, что закрытый кузов-фургон использовали для размещения мастерских и различных аппаратных в полевых условиях, но и применение не по назначению было частым явлением.
Металлическая дверь с пронзительным скрипом отворилась, высвобождая многолетнюю пыль. Часть помещения сразу окутал солнечный свет ярко-оранжевого оттенка. Среди безмятежно плавающих в воздухе частиц по центру фургона стояла печь-буржуйка. Поодаль устроился стол, шкафчик над ним да две скамьи по бокам. “Частое явление. Вынесли всё заводское оборудование и усадили на грузовик как дом на колёсах” — Шёпотом говорил дядя Миша, страшась разбудить матушку за окном. — “Помню, когда был сильный мороз на полевых, мы с парнями в армии забирались внутрь таких махин греться. Делали это, конечно, и с помощью печки, и с помощью горячительного”. После этого он тихо смеялся и переворачивал страницу.
От света фонаря где-то проблеснула паутина, а частиц в воздухе будто стало больше. На столе за печкой, куда неаккуратно падала громоздкая тень, показалась какая-то картонная папка. Зайдя внутрь, я упёрся свободной рукой в обшивку и сел за стол. Скамья подо мной жалобно взвизгнула, а КУНГ за компанию решил чуть покосится в знак приветствия. Жестяная лампа на столешнице решила не отставать и камнем свалилась на пол. Я чувствовал себя великаном, будь то Голиаф или Хрунгнир, уничтожающим вековые устои человечества.