На дубовый стол бухнула стеклянная бутылка, называемая
— Лучше наскреби-ка мне своё имя, шкет!
***
Моего собеседника звали Иван. Иван Семёнович. Бывший ополченец посёлка, по-товарищески попросивший называть его в моей
— Не отпускает меня посёлочек… — Хрипел Демьян, потирая алый лоб. — Я ведь уехать хотел после случившегося… откапал
Раскраснелся Иван Семёнович от своей бурды. Обмяк. Жевал найденные в закромах сушёные грибы и опрокидывал свои стопки. Я пропускал. Кошмарное жжение первой пробы и кратковременная слепота были отвратительны.
Ещё более грузный Демьян не настаивал.
— Не завелась моя малышка, Антош… судьба распорядилась.
Антоша. Странник Антон. Последний выживший с посёлка Зайцева Речка, что в тридцати километрах от Нижневартовска через реку Обь. “Ну и бредятина” — подумал я. А потом взялся за огрызок карандаша: «
— Опять за своё? — Шевельнулся ус. — Передохли все, сказал же…
И так уже третий раз. Умолк, подцепил немного лука с кастрюли, обновил стопку. Тяжело и недовольно вздохнул. А это было впервые.
— Хворь все подхватили. — На удивление для меня начал Демьян. — Некому стало держать поварёшку, мотыгу… порядок. Многие опускали руки, заметив у себя первые симптомы, но оно и ясно — люди потухали за сутки. С ними гас и посёлок… оплот редкого ныне человека…
Разошлась цигарка. Иван Семёнович хлопнул портсигаром и затянулся едким. Горьким и самодельным. Продолжать он явно не планировал, глядя на меня через четверть. Выжидал реакции или думал о чём?
«
— Дед я по-твоему? На “вы” со мной вздумал… — Приглушённо отозвался дым. — Тебе разве свои с Речки не рассказывали?
Я мотнул головой. Демьян отодвинул алый бутыль с поля видимости. Какое-то время, решаясь, увлекался цигаркой.
— Разгар весны это был… — Промолвили сохшие вмиг губы. — 12 апреля 70-ого. Дочка тогда на обед зашла… радио включила, музыки послушать, а там Юрий Борисович вещает… как сейчас помню: “Холодная война завершена путём преодоления Кубинского ракетного кризиса с полным разгромом идеологического противника в лице Соединенных Штатов Америки”. — Демьян взглянул на меня исподлобья. — Душу мне травишь, Антон… но и не знать этого грех.
Усы опустошили налитую ранее стопку.
— Левитан заверил, что боятся гражданину Советского Союзу нечего… даже в случае нарушения якобы подписанного договора о ядерном разоружении Штатов… брехня, блять. — Не выдержал Иван. — Не спасла нас даже новая система ПВО, о которой трындели эти гниды без конца.
Он замолчал. Указательный палец левой его руки начал скрести стол. Под ноготь быстро забилась щепа.
— Наебали нас, Антох. Не было никакого разоружения, безопасности. Сомневаюсь, что и речь была об окончании этой войны треклятой… умолкло радио… а через полчаса сногсшибательной победы гриб ядерный над Омском, как тебе?
Горлышко бутылки брякнуло о стопку. О вторую тоже брякнуло.
***
На второй половине блюдца, пристроившись к грибам, дымили окурки. Последняя стопка опрокинута Семёновичем уже минут как 40 назад, по его предположению. Тогда и я перестал цедить свою, третью по счету.
Пока я боролся со звёздной рябью в глазах, Демьян выудил очередную цигарку из переставшего закрываться портсигара. Откуда у него столько табаку?
За едким дымком раздался недобрый кашель. Болезненный. Недолго думая, я достал с вещмешка пачку «Аксофен’а».
— Ты дурной? — Пьяно прокашлялся тот. — От этой дряни только кайфануть да в гроб… они же просроченные, балда! — Он вновь закашлял, аж цигаркой тряся. — Выкинь от греха подальше… мне не помочь все равно — это хроническое.
Глядя на коробок отравы, я вдруг подумал: “Что делаю вообще? За едой с дрянным пойлом пришёл разве?”.
Иван Семёнович, будучи в состоянии недобром, вглядывался долго.
— Он тебе… кто?
Лгать было страшно, но без предосторожности нельзя.
— Торговали… — медленно повторил Демьян, будто смакуя. — А как… именно… этот человек подсобил тебе?