Отражение

– Ты совсем меня не знаешь, пап. Существуют разные формы предательства. И я могу смириться со многими из них. Но предательство матери…. Нет. Я не смирюсь. Никогда. Что может быть хуже этого?

– Предательство любимой женщины, Макс. Нет преступлений, которые нельзя простить близкому человеку. Я простил ее. Смерть искупляет все грехи.

– Я не такой благородный, пап.

– Ты просто еще очень молод. Все пройдет. Поверь мне. Боль утихает. Рано или поздно. И мы просто продолжаем жить дальше.

– Оставь меня одного, пожалуйста, – холодно попросил Макс. Эдвард бросил на сына тяжелый взгляд. Максимилиан не понял его и не услышал. К одной свежей ране добавилась другая. И кто знает, которая из них болела больше.

– Я иду спать. Утром улетаю. Не вставай, чтобы проводить меня.

– Спокойной ночи, папа.

– Время лечит, мой мальчик. Я всегда буду рядом, чтобы поддержать тебя.

Максимилиан Эванс долго смотрел на прощальное письмо матери, когда отец ушел в свою спальню. Его Бог умер. И он похоронил его не утром на кладбище, а сейчас. Снова.

Макс не спал всю ночь, оплакивая свою боль, запивая вином свое прошлое и несчастливое детство.

Но он так и не прочел письмо.

Следующим утром, вопреки просьбе отца, Максимилиан проводил его в аэропорт. И за несколько минут до отлета, сообщил Эдварду о своем решении.

– Я прилечу в Лондон, как только улажу документальные хлопоты, – произнес он. В синих глазах молодого человека стояла арктическая стужа. – Не один.

– Ты уверен? – мягко спросил Эдвард Эванс.

– София хотела, чтобы я позаботился о той, кого она назвала дочерью. Я выполню ее последнюю волю, – спокойно ответил Макс. И выражение его лица только на пару минут насторожило отца. Он улыбнулся сыну, пожав его руку.

– Я знал, что ты так и поступишь, – сказал он. – Я горжусь тобой. Это взрослое решение.

Глава 2

«Мы преисполнены нежности к тем, кому делаем добро, и страстно ненавидим тех, кому нанесли много обид".

Жан де Лабрюйер.

2008 г. Лондон.

– Что снова случилось, Энжи? – спросил Эдвард Эванс, выходя из кабинета директора колледжа. Девушка ждала его в коридоре, кусая губы. Нервным движением она убрала прядь темных волос со лба, потупила взгляд. Святая невинность, иначе не скажешь. Эдвард тяжело вздохнул. Если бы ее характер соответствовал внешности….

– Прости, дядя Эд, – прошептала она, сделав шаг навстречу, – Я плохо нахожу общий язык со сверстниками. Анжелика Собинова в колледже для золотых английских деток! Они ненавидят русских.

– Это не так, милая, – мягко обнимая девушку за хрупкие плечи, произнес Эдвард, – Ты должна быть добрее к людям. Нельзя все слова принимать буквально. Зачем ты ударила Нелли Браун?

– Она была груба, дядя Эд, – проговорила Анжелика, поднимая на мужчину огромные серые глаза.

– Драка не решит твоих проблем. Что было бы, позвони мистер Харрис не мне, а Максимилиану? Ты хочешь, чтобы он снова лишил тебя карманных денег?

– Нет, и поэтому в анкете указала твой номер. Ты всегда добр ко мне, дядя Эд.

– Эдвард, мы же договаривались. Ты уже взрослая, чтобы называть меня так, – тепло улыбнулся мужчина. – Обещай, что я в последний раз краснел за тебя.

– Да… Эдвард. Я обещаю, – белозубая искренняя улыбка преобразила личико девушки. И Эванс окончательно оттаял. Анжелика была славной девочкой, доброй и искренней, но слишком импульсивной. Лучик живого света среди замороженных лицемерных улыбок. Он теперь прекрасно понимал причины любви Софии к падчерице. И тоже не остался равнодушным к открытой и ранимой одинокой девочке. Чего нельзя сказать о Максимилиане. Да, он принял Анжелику в свой дом, он обеспечил ее всеми необходимыми удобствами, устроил в хорошую школу, а сейчас оплачивал дорогостоящую учебу в колледже, но так и не принял в свое сердце, не смог полюбить, как сестру. Макс относился к ней, как к обузе, навязанной последней просьбой матери, как к досадному недоразумению, капризному ребенку. И был чересчур предвзят, и порой откровенно несправедлив. Любая мелкая оплошность со стороны Анжелики наказывалась, как страшное преступление. Эдвард, как мог, сглаживал углы, но он не всегда был рядом. Сын и Анжелика жили в отдельном доме на соседней улице, и когда становилось невмоготу, Энжи прибегала к нему, чтобы выплакаться и поделиться обидой. А Макс злился еще сильнее, уже на обоих.

– Ты подумала, как хочешь отметить свой восемнадцатый день рождения? – выводя девушку на улицу, спросил Эдвард. Они сели в его машину, и он повез ее домой.

– Я не хочу ничего праздновать. У меня почти нет друзей, а Макс снова будет весь вечер ходить надутый, как индюк. Мы могли сходить с тобой в кафе, или просто поехать на пикник к озеру.

– Так не хорошо. Я говорил с сыном. Он намеревается снять ресторан, и позвать кучу народа. Не нужно снова огорчать его.

– Макс делает это не для меня, – покачала головой Энжи. Ее улыбка вышла вялой, вымученной. – Соберутся его гости и будут говорить о бизнесе, забыв о причине праздника.