Федор задумался: какие-то противоречащие черты. Не рисовалась картинка. Лариса была перед ним как на ладони, а Елена пряталась в тени. Умная, резкая, циничная, оставляла включенным газ… Не растяпа, не рассеянная… Правда, пьющая. Пьющая! Таинственный мужчина не пришел на похороны. Женат? Мог передать деньги. Не передал, Витек знал бы. Почему? Это его ни к чему не обязывало, сунул бы в почтовый ящик. Не знал, что она умерла? Деньги на одежду от него? Сницара обокрали. Возможно, взяли еще что-то, кроме подвески. Если он собирался купить квартиру, возможно, в квартире были деньги. Кто имел доступ? Ключи Ларисы Сницар нашел в почтовом ящике, кто их туда бросил? Она или убийца? Вряд ли она, выбросить их — маленькая месть несостоявшемуся мужу. Сделать назло вполне в ее характере. Значит, убийца? Вот и ответ на вопрос, где произошло убийство. Дома. В квартире Сницара. Маленькие полускрытые детали иногда говорят больше, чем те, что бросаются в глаза.
Кто украл подвеску? Лариса? С другом? С которым? Или Елена Окуневская, которая была к ним вхожа? Поспрошать в скупках и ломбардах. Хотя дохлый номер. Никто ничего не скажет, вещь раритетная, ушла сразу. Но попробовать стоит. Попутно. А вдруг. Рано или поздно количество согласно философским канонам перейдет в качество и… Хоть одна определенная деталь! Самая малость, и конструкция даст сбой и посыплется, обнажая сокрытое. Ниточка, как говорили в старых криминальных романах: потянешь — и клубок пошел разматываться.
6.
Глава 16. Послевкусие
Ночью я проснулась, словно меня толкнули. Ванесса знала Елизавету! Иначе не выгнала бы меня вон. Она сказала — нет, а потом выгнала. Теперь мне кажется, что она переменилась в лице, оно словно усохло и стало пепельным, в глазах промелькнуло что-то… Удивительно, сейчас я вспоминаю детали, ускользнувшие днем. Сейчас в мыслях наступила удивительная ясность, мне вспоминались мельчайшие детали — побелевшие жесткие пальцы, вцепившиеся в край стола, подавшаяся вперед фигура, скрипнувшее кресло… Взгляд исподлобья, испытующий, напряженный. Она спросила, что случилось с Елизаветой, и не удивилась, услышав о самоубийстве. И не задала больше ни одного вопроса. Когда я сказала, что я знакомая Елизаветы, она впилась взглядом в мое лицо. Мимика зачастую говорит больше, чем слова.
Передо мной вдруг появилось искаженное ненавистью лицо Ванессы, она смотрела на меня в упор, губы ее шевелились, выплевывая проклятья. Я снова, как и тогда, в комнате с зеркалами, увидела себя со стороны: я иду к двери, а она смотрит мне вслед и правой рукой рисует в воздухе магические знаки. Они вспыхивают светящимися линиями и гаснут, осыпаясь искрами. Явно тянет сквозняком и запахом… полыни? Ее волосы поднимаются и колышутся в потоках воздушных струй, и я вижу, что это темные змеи с черными острыми головками и блестящими глазами. Они извиваются и шипят, я вижу длинные раздвоенные язычки, они все ближе! Я вскрикиваю, отшатываюсь и закрываю лицо ладонями.
Вдруг взвыла Аделина, спящая в корзине рядом с кроватью. Я окликнула ее и протянула руку. Это было нашим ритуалом: среди ночи я протягивала руку, и она, чуткая, облизывала мне пальцы. Это значило, что все в порядке, не бойся, я здесь.