Отражение удара

Он пожал плечами. Двойник с ним не церемонился и в тонкости не вдавался. В конце концов, главное — установить контакт. Господи, подумал он, контакт! Это с собой-то. Обалдеть можно.

Он тряхнул головой и решительно закончил свое послание. Оно получилось коротким, но энергичным. «Шинкарев! — было написано в письме. — Опомнись. Если можешь, ответь».

Сергей Дмитриевич перечитал написанное, удовлетворенно кивнул и подписался: «Шинкарев».

— Вот так, — тихо пробормотал он, сворачивая письмо и пряча его в карман. — Если получу ответ, можно смело идти сдаваться в психушку.

Посмотрев на висевшие над столом часы, он встал и вышел из комнаты: у него еще оставалось время на то, чтобы на скорую руку перекусить. Направляясь к буфету, он испытывал удовлетворение, словно наконец сделал что-то важное и необходимое.

Когда он вернулся, жены уже не было дома — ушла на работу, оставив коротенькую записку: «Шинкарев, не скучай. Еда в холодильнике. Буду поздно. Ты свиненок, потому что я из-за тебя проспала до десяти. Почему не разбудил? Я соскучилась. А.»

Сергей Дмитриевич равнодушно скомкал записку и выбросил в мусорное ведро. Ему подумалось, что сегодня просто какой-то день письма или что-то в этом роде — всех тянет поупражняться в эпистолярном жанре.

Он вывалил на сковородку немного картофельного пюре, разбил сверху два яйца и поставил на огонь. В глубине холодильника стояла банка с остатками томатного сока.

Есть не хотелось. Честно говоря, хотелось напиться, чтобы перестать, наконец, думать.

Выложив еду на тарелку и прихватив стакан с соком, он прошел в гостиную и расположился в кресле напротив телевизора. Он включил ящик и стал есть, держа тарелку на коленях и бездумно глядя в экран.

По телевизору шел какой-то документальный детектив. Впрочем, это могла быть передача «Человек и закон» или еще что-нибудь в этом же роде Шинкарев не застал начала и ни капли об этом не жалел. Какая разница? Все равно смотреть передачу про чужие преступления лучше, чем сидеть в пустой квартире и думать о своих собственных, Показывали какого-то субъекта, который, как понял Сергей Дмитриевич, специализировался на том, что выделывал кожи. Сырье для своего промысла он добывал, свежуя подростков в возрасте от десяти до пятнадцати лет, предпочитая при этом мальчиков.

— Привет, коллега, — с набитым ртом сказал ему Шинкарев. — На твоем месте мог бы быть я.

Субъект ничего не ответил Сергею Дмитриевичу. Он был худой, с нездоровым цветом лица и рыхлой кожей и говорил монотонно, словно против собственной воли произносил заученный текст.

— А шкура у тебя дерьмовая, — нарочито развязно и грубо заметил Сергей Дмитриевич. — Я бы ее выделывать не стал. Ты же псих, приятель, разве нет? Мы с тобой оба психи.

— Самое страшное? — вяло переспросил этот кожевенник, отвечая, видимо, на вопрос журналиста, которого Сергей Дмитриевич не расслышал за собственной тирадой. — Самое страшное в таких, как я, это то, что мы обычные люди. У нас нет клыков и когтей, мы ничем не выделяемся из толпы… — Он вдруг улыбнулся — мягко, застенчиво, словно признавался в милых детских шалостях. — Мы живем среди вас, и мы можем появиться где угодно… буквально где угодно. В любое время. И никто не узнает, что перед ним маньяк, пока не станет поздно. Обыкновенность, понимаете? Вы нас не замечаете, а мы живем среди вас, и нас больше, чем вы думаете.

— Среди вас, — повторил Сергей Дмитриевич. Аппетит у него пропал окончательно. — Среди… «Среди» — это ерунда, вчерашний день. «Внутри» вот нужное слово.

Он поднес ко рту стакан с томатным соком, но тут же резко отшатнулся и поставил стакан на пол возле кресла, едва сдержав рвотный позыв.

Ему почудилось, что в стакане кровь.

Глава 10

Когда Илларион подъехал к казино, все места для парковки были уже заняты. Стоявший у входа охранник, похожий на чучело ковбоя из музея восковых фигур в своих кожаных штанах, жилете с шерифской звездой и стетсоновской шляпе, окинул притормозивший напротив потрепанный внедорожник тяжелым взглядом, в котором в равных пропорциях были смешаны подозрительность и пренебрежение, и что-то сказал через плечо крутившемуся рядом парковщику. Парковщик кивнул, криво улыбнулся и выстрелил в сторону Илларионовой машины окурком.

«Ясное дело, — подумал Забродов, озирая выстроившиеся напротив входа в „Старое Колесо“ „крайслеры“, „мерседесы“ и „шевроле“. — Как говорится, не лезь с посконным рылом в калашный ряд. Эту пословицу наши российские холуи выучили отменно. Жаль только, что на этом их знакомство с народной мудростью закончилось. Им, похоже, ни разу не приходилось слышать, что не все то золото, что блестит».