Отражение Улле

— И все равно, — сказала Эйле, — в каждом живом существе есть хоть что-то хорошее. Потому что все они созданы Имиром. И без него они просто не были бы живыми.

Они недолго ехали на спине Белолобого. Скоро мамонт замедлил шаг и стал забирать влево. Потом он и вовсе остановился и насторожил уши. Орми тоже прислушался. С запада, издалека, доносился глухой могучий рев. Его ни с чем нельзя было спутать. Орми вздохнул.

— Ясное дело. Мамонтово побоище. Кажется, Эйле, нам придется расстаться с нашим мохнатым другом. У него есть дела поважнее, чем катать нас на спине.

— Какое побоище?

— Время сейчас такое. Конец весны, начало лета. Мамонты бьются за самок. Это каждый год бывает со времени прихода Улле.

— А до прихода… этого не было?

— Кто ж его знает. Было, наверное.

— А почему за самок надо обязательно биться?

— Закон такой, — пожал плечами Орми. — Если на всех не хватает, надо, чтобы победил сильнейший. И у людей то же.

— И они погибают?

— А то как же. Придешь, бывало, ближе к осени на место побоища — так сразу два, а то и три или четыре трупа найдешь. Целое богатство. Кровохлебы из черепов с бивнями дома делали, мы, ядозубы, — вырезали ножи и наконечники. Мясо-то нам редко доставалось — туда целые стаи волков и медведей набегали прежде нас. А то и змееноги приползали. После них кто кости станет глодать, тут же и сдохнет в страшных муках.

Белолобый вытянул хобот и протяжно затрубил.

— Ну что ж, Белолобый, иди, если надо, — сказала Эйле. — Жизнь есть жизнь, все, что ты ни сделаешь, во славу Имира. А мы пойдем дальше пешком, и ты сможешь нас догнать, если захочешь.

Мамонт не двигался, и Эйле приказала:

— Ну, сними нас!

Белолобый спустил их на землю. Потом как бы нехотя побрел туда, откуда доносился боевой клич его сородичей.

— Победы тебе! — крикнула Эйле. — И возвращайся скорей!

Мамонт, как будто подбодренный ее словами, побежал прочь и исчез за деревьями.

— Ну, пойдем потихоньку, — сказал Орми. Но девочка продолжала стоять, и тогда он взял ее за руку. Она вздрогнула. И Орми тоже почувствовал что-то необычное и не мог найти слов, чтобы выразить это, и отпустил руку.

— Пойдем.

Эту ночь они провели на дереве — корявая сосна росла на вершине пригорка. Там все время дул ветерок, что было кстати: накануне вечером проснулись комары. Их первая атака всегда самая страшная.

— Всю зиму они копят злобу, — сказал Орми. — Поэтому самые лютые комары — те, что вылетают первыми. К концу лета станет полегче.

Утром они двинулись дальше на север, надеясь к ночи добраться до стены. Местность становилась болотистой, деревья здесь были ниже, корявее и сплетались в почти непроходимые заросли. Потом снова стало посуше и посветлее. Неожиданно Орми замер и несколько раз втянул носом воздух.

— Люди поблизости.

— Селение? Или опять отряд из Гугана?

— Больше похоже на наших… то есть людоедов.

— А где они?

— Ветер оттуда. — Орми показал на юго-восток. — Значит, они идут за нами следом. Попробуем сбить их с толку, если это действительно погоня.

Они поднялись на каменную гриву и побежали по гребню на запад.

— Ноги ставь только на голый камень. На мох и лужи не наступай, чтобы следов не оставлять!

Грива позволила им уйти почти на милю в сторону от прежнего направления, потом она сровнялась с землей и сошла на нет. Тогда они снова двинулись на север.

— Ну, кажется, все в порядке, — сказал Орми, — Хотя… Погоди-ка…

Визгливые крики огласили лес. Несколько десятков оборванных, тощих людей выскочили из-за скал и деревьев слева и справа от путников. Те не успели опомниться, как были окружены.

Орми некогда было раздумывать. Он выхватил меч и бросился в бой, надеясь сойтись с людоедами врукопашную прежде, чем они пустят в ход луки. Он обрушился на них, как разъяренный змееног. Ни у кого из дикарей не было железного оружия, и Орми ловко перерубал древки копий и уложил уже пять человек, когда услышал за спиной знакомый хриплый голос:

— Ну-ка, братцы, оставьте змееныша. Мы его живого возьмем. Эй, Орми, повернись. Посмотри на меня, крушитель святынь. На этот раз ты попался, и я взял тебя голыми руками, даже не дотрагиваясь до твоего вонючего тела.

Орми перебил всех людоедов, которые были поблизости. Остальные боязливо пятились. Он смог обернуться и взглянуть на говорящего. Конечно, это был он — Кулу, вождь ядозубов. Хотя узнать его было непросто: на его лице лежала печать ужасных лишений, голода и долгих скитаний. Он страшно исхудал и выглядел почти стариком. Не лучше был вид и у его спутников Орми с трудом, но все же узнавал их теперь, одного за другим.

— Вот и встретились, — ухмыльнулся Кулу. — Бросай свой ножище, а то я перегрызу ей глотку.

Кулу обеими руками вцепился в горло Эйле, та бессильно дергалась.

— Что это? — крикнул Орми, побелев от гнева, — Новый способ охоты? Какое мне дело до девчонки! Я перебью вас всех, как соплянок, своим железным мечом!

Кулу по-прежнему усмехался.

— Нет, не перебьешь. Одно движение, и я прикончу ее.

— Можно подумать, ты оставишь ее в живых, если я сдамся! — в отчаянии выкрикнул Орми.