Отражение в тебе (СИ)

Он комкал покрывало, стискивал зубы, старался ухватиться хотя бы за краешек реальности и не запутаться в лабиринте из боли и страха. В мире не осталось ничего, кроме жгущих кожу полос и хищного въедливого свиста над головой. Ягодицы горели огнём. Он уже не мог шевелиться, любое напряжение отдавалось ещё большей болью в изувеченном, побитом теле. И тогда ремень отшвырнули в угол. Он дохлой змеёй брякнул по полу и замер. Где-то на краю сознания знакомо клацнула молния Матвеевых джинсов.

Яр даже дёрнуться не мог – не было сил, да и не почувствовал толком из-за боли, как легли на талию ладони, как скользнули ниже. Рука коснулась исхлёстанных ягодиц, прошлась между ними, нашла вход. Знакомое болезненное ощущение вдавливающихся внутрь пальцев. Одного… двух… на третьем он всё же застонал, вгрызаясь зубами в кулак.

Тело горит от порки. Ещё болезненней делается внизу живота, когда там загорается уже огонь внутренний. И тогда рука исчезает и сзади теперь трётся упругая горячая головка. Надавливает, проталкивается внутрь.

- Н-не хочу…

Пальцы протискиваются между покрывалом и пахом, безошибочно находят его возбуждённый член, сжимаются на стволе. Судорожный всхлип.

Жёстко и злорадно:

- Хочешь, не ври. Экий ты ненасытный – вроде уже запачкал сегодня одну постельку, а всё ещё не против.

И знакомое до судорог ощущение вдавливающегося внутрь члена. Медленно, садистски, чтобы дать почувствовать и вспомнить всё, что раз за разом пытался забыть весь прошлый месяц. Боль. Опустошающую, выматывающую, унизительную. Удовольствие. Опустошающее… выматывающее… унизительное…

Толчок.

- Не зажимайся. Иначе я тебя ещё раз выпорю…

Яр выгнулся, попытался вывернуться, разорвать эту жуткую связь… А Матвей внутри словно ещё больше стал. Протолкался глубже, ещё и руками на себя вдавил – оставил на талии лунки ногтей.

Толчок.

Лёг сверху, прижался. Его дыхание пощекотало плечо. Но вместо поцелуя, в кожу впились зубы – как раз поверх багровеющего засоса.

- Ты мой!- зло прошипел Матвей.- Понял? И не смей трепыхаться, потому что ты – мой!..

Следующих два дня прошли как в бреду. Яр лежал на кровати и ни на что не реагировал. Поскуливающая в углу Барселона, плачущее дождевыми разводами окно, шелестящий от непогоды каштан, поднос с едой, принесённый утром Матвеем… Разве что сам Матвей. Стоило ему зайти в комнату, Яр съёживался и забивался под одеяло. Матвей отмалчивался, мрачный, как туча. Яр слышал, как он бахнул кулаком по зеркалу в прихожей, а потом грюкнул дверью и ушёл в «Кедр».

Той ночью к Яру вернулись кошмары. Он опять падал вниз, отчаянно стараясь взлететь или хотя бы просто не врезаться в землю. В спальню зашёл Матвей, его вопрос, что случилось, Яр проигнорировал, привычно сжавшись под одеялом. Следующей ночью он проснулся от собственного судорожного вздоха. И обнаружил сидящего у кровати брата – спиной к деревянной раме, в колени локтем рука упёрлась и поддерживает тяжёлую, уставшую за день, голову. Вяло пошевелился, стряхивая сон, но второй руки, грубо обвязанной бинтом – наверняка тогда об зеркало покалечил, – зажавшей ладонь близнеца, так и не открыл.

- Яр?..- Матвей открыл глаза, какое-то время всматривался в замершую на подушке голову. Яр даже зажмуриться побоялся, чтоб не выдать себя движением – так и лежал, во все глаза глядя на замершего перед ним человека – хорошо хоть тучи зашторили луну и в комнате достаточно темно.

- Ты спишь?

Понял Матвей или нет, что он проснулся? Лишь бы не нагнулся ближе, тогда точно не проведёшь – сердце колотиться как ненормальное.

Матвей осторожно потянулся к лицу, едва касаясь, провёл пальцами по щеке. Вздохнул.

- Ты опять дрожишь…

Притянул к себе руку и начал на неё дышать, согревая.

А Яр всё лежал и смотрел на этого странного, такого родного и далёкого ему человека.

Матвей напоминал ему большого беспризорного пса – такой же лохматый, недоверчивый… дикий. Точно так же хочет ласки и не знает, как её попросить. И сам не умеет ластиться. И рычит, если потянешься приласкать.

Губы мягко касаются пальцев, всех по очереди. Выдох. Матвей зарывается лицом в его ладонь. Долго он так сидеть будет?

Странное смазанное чувство, словно во сне, когда пытаешься ухватиться за что-то, а оно ускользает перед самым носом, манит смутными знакомыми линиями. Сейчас Матвей был точно таким же – знакомый незнакомец. Может, потому что они близнецы, кажется, что ты действительно знаешь его всю жизнь. Линии лица знакомы до последней чёрточки: складка между дугами тёмных бровей, щекочущие кожу ресницы, длинные и густые, тёплые губы, постоянно обветренные, потому жёсткие, под левым глазом пуговка родинки.

И непривычно, но так знакомо:

- Ярик…

Тук-тук – сердце в груди. Тик-так – часы на стене.

Туктуктук-тук-тук… тук… тук…

А сон пришёл неожиданно – Яр и сам не заметил…

Проснулся он в обед. Тело ломило от долгого лежания и подживающих по всему телу рубцов.