Отражение в зеркале

– Пожалуйста, я могу пойти к себе? – Кирилл внезапно чувствует себя слишком уставшим, чтобы продолжать их беседу. Он и так достаточно много рассказал сегодня, на неделю хватит!

– Да, конечно, – с пониманием кивает доктор, закрывая свой блокнот и поднимаясь из кресла. – Продолжим завтра, в девять.

– Я хочу утром пробежать несколько кругов по территории, – бросает у самого выхода Кирилл, поворачивая ручку двери и распахивая ее настежь, – а потом сразу же к вам.

Как только дверь за пациентом закрылась, доктор отворачивается и идет к своему столу, на котором, среди прочих, лежит особо интересующая его история болезни:

Пациент:Бехтер Кирилл Андреевич.

25 лет. Не женат. Детей нет.

Семья:мать, Бехтер Елена Николаевна, 46 лет. Медсестра в больнице №76. Отец, Бехтер Андрей Петрович, 50 лет. Скончался от многочисленных травм, полученных в автомобильной аварии, девять лет назад.

Первоначальный диагноз:невроз навязчивости, острая депрессия, синдром психического автоматизма.

Течение:иллюзии, галлюцинации, в основном тактильные, сенестопатия*.

Особые заметки:в ходе коротких сеансов было выявлено отторжение к общению, как следствие поставлен дополнительный диагноз – шизоидная психопатия. Пациент отказывается от диалогов со всеми, кроме меня, своего лечащего врача. Замкнут, холоден, не проявляет никаких эмоций, безразличен к любым попыткам контакта с ним…

Глубоко вздохнув, Андрей Викторович подходит к окну и смотрит на низкие облака, лениво проплывающие над головой. Работа предстоит долгая и трудная, но он просто обязан поставить этого паренька на ноги и вернуть ему желание жить.

*Сенестопатия – тягостное, неприятное телесное ощущение, локализуемое на поверхности тела или во внутренних органах, лишенное предметности, возникающее в отсутствие объективного патологического процесса в месте ее локализации.

Частый симптом психических заболеваний, входит в структуру ипохондрического бреда, депрессивного синдрома, синдрома психического автоматизма и других.

Часть 2. Первый срыв.

Кирилл быстро идет по коридору, стараясь лишний раз не поднимать головы. Да, зеркал здесь больше не было – все-таки его просьба услышана, – однако страх до сих пор жил в нем, подпитываясь от бесконтрольной паники, возникающей из ниоткуда.

Ему осталось семьдесят три шага до своей палаты, семьдесят два… как же далеко! И почему нет места поближе к кабинету доктора? Например, в палате напротив – там никого не было. А его временное пристанище располагалось аж в противоположном крыле, откуда идти ему приходилось почти сто тридцать девять шагов. За это время столько мыслей в голове пролетит, что Кирилл не успевает зацепиться за какую-то конкретную, но чаще просто не старается.

Он знает, что виноват перед доктором. Тот искренне старается ему помочь, сделать все возможное, чтобы вернуть ему привычный, но давно утраченный образ жизни – светлой, не омраченной тяжестью случившейся с ним в детстве беды. А еще он виноват перед матерью, которая до последнего пребывала в неведении относительно того, что происходило между ее сыном и мужем… Точнее, он так сначала думал. А после уже не было времени жалеть себя, нужно было просто продолжать свое жалкое существование дальше, делая вид, что он все забыл и не вспоминает.

И он очень виноват перед Артемом. Единственный его друг, готовый прийти на помощь в любое время дня и ночи. И приходил. По первому же звонку срывался и летел к нему, где бы он ни находился и что бы ни делал…

…Выйдя из своей комнаты, Кирилл направился прямиком на кухню, где его уже ждал завтрак и свежесваренный кофе. Мама через полчаса уйдет на суточную смену в больницу, и вернется только завтра. Хоть бы парой слов с ней переброситься, чтобы не забыть, как звучит ее голос, каким мягким он бывает и нежным, чтобы не забыть, что он все еще ее сын.