От этих отписок Леночку всегда коробило. Особенно неприятно было отправлять письмо тому, на кого жалуются, потому что чаще всего автору письма это приносило скорее вред, чем пользу. И Леночка старалась. Изо всех сил старалась вникнуть, обдумать ситуацию, помочь.
Она гнала от себя воспоминания о прошлом. Глагол прошедшего времени — пережила. Но ведь не пережила! Не пережила! Она всю жизнь будет переживать то, что произошло с ее Райкой. Да Бог с ним, с детством, так уж случилось. У каждого своя судьба, и если рассуждать здраво, несмотря на подвал, грязь, неустроенность, она все же была по-своему счастлива. Там она больше узнала о жизни, чем могла бы узнать где-нибудь в другом месте. Но Фима! Этот подонок натворит еще много бед!
Как-то Леночка набрала номер телефона его родителей. Тот самый номер, по которому звонила в последний раз.
— Позовите Ефима, — попросила она официальным, уже наработанным голосом. Вряд ли его мать сможет сопоставить его — даже если и помнит тот истеричный ночной вопль — с этим ровным и вежливым тоном.
— А… простите… кто его спрашивает? — откликнулся чей-то чужой ворчливый, похоже, старушечий голос.
— Это… — Леночка замялась, — однокурсница. Бывшая. Я бы хотела собрать у себя нашу группу. У меня юбилей… свадьбы. — Она даже вспотела от такого количества лжи.
— Вы знаете, они здесь уже не живут, — старушечий голос стал еще ворчливей. — Все звонят, звонят… Они уехали и даже телефона не оставили.
— Давно?
— Да с полгода как, — старушке разговор уже начинал надоедать. Она тяжело дышала, как человек, у которого больные бронхи. Леночка слышала свист, вырывающийся из ее груди, и ей представилась тучная, еле передвигающаяся, гладколицая от полноты и отеков женщина.
— Простите, еще один вопросик, — произнесла Леночка, но с той стороны уже положили трубку.
Конечно, сбежали. Но куда? И почему? Неужели история с нею и Раей так напугала их? Профессорская семейка! Леночка состроила презрительную гримасу.
— Что с тобой? Ты так выглядишь, как будто тебе в рот положили паука, — Каратаев вошел в кабинет, присел на стул и посмотрел Леночке в глаза. — Послушай, забудь ты обо всем. Я ведь чувствую, о чем ты думаешь. — Он отодвинул стопку проштемпелеванных конвертов. — Ну ладно… — После минутного молчания он поднялся, оперся согнутыми в ладонях пальцами о край стола, и над Леночкой нависла седая шевелюра. — Тебе задание: ты должна будешь съездить в детский дом. Там организуется аудиторская проверка, а ты поприсутствуешь. Говорят, обворовывают детишек. Давай, Лен. Вернее, теперь ведь ты у нас Елена Сергеевна, и никак иначе.
Он направился к выходу, замер на полпути, оказавшись как раз напротив висящего у двери прямоугольного зеркала, посмотрел в него, но не на себя, а на сидящую за его спиной Лену, и добавил:
— Леночка, я нанял сыщика. — Он усмехнулся. — Я попросил друга, чтобы он разобрался во всем. И по последним данным, семья профессора уехала из города.
— Для этого не нужен был сыщик, — Леночка подняла глаза. — Я сама это узнала. — Леночка смотрела на Каратаева, словно бы и не видя его, но на лице ее все же играло некоторое подобие вежливой улыбки.
— А ты не перебивай. — Он развернулся к ней и снова приблизился к столу, но теперь облокотился на него, и лица их оказались напротив. — Я знаю, где его семья. Мать и отец переехали в Ленинград. Мой друг побывал там.
В Леночкиных глазах блеснул интерес — они как будто подбадривали: ну-ну!
— Профессорская голова нужна везде. Они объяснили свой переезд тем, что их пригласили в НИИ, предложили более выгодные условия. Ко всему прочему, жена его — из старой дворянской питерской семьи, и она, собственно, просто вернулась в дом, где жила до замужества. Так что найти их было несложно. А вот насчет приглашения… Тут они, прямо скажем, слукавили. Никто никуда их не звал, правда, устроились они действительно не хуже, а, может, даже лучше, чем в Москве. Только вот дело в том, что переезд — исключительно их инициатива.
— Фима с ними?
Каратаев опустил взгляд, глаза Леночки, казалось, прожигали его насквозь.
— Вот в этом и вся загвоздка! Леночка, милая, доверься мне. — Он погладил ее по голове. — Понимаешь, ты мало что сможешь здесь сделать. А мой друг — сыщик-профессионал. Могу тебе сообщить еще кое-что. Фима не родной их сын. А проще говоря, его взяли в семью из дома младенца. Но это абсолютно ничего не значит. Его растили, как родного сына, его любили, как родного, баловали. Может быть, потому он и вырос таким, что в их семье не могло быть собственных… В общем, что тут говорить: избыток, как и недостаток, одинаково вредны… — Каратаев откашлялся, и Леночка поняла, что он готовится к заключительному залпу, но неожиданно их взгляды пересеклись, и он стушевался. Нет, не скажет он того, что хотел сказать. — Ефим остался в Москве, — проговорил он, пряча глаза. — Судя по всему, он действительно занимается нечистыми делишками, но его трудно поймать с поличным…
— Не нужно… — Леночке стало неудобно. — Простите, что доставляю вам столько хлопот.