Тетя Нана попыталась взять ее потную ладошку в свою руку, но Леночка выдернула ее, словно ладонь была сплошной раной и любое прикосновение к оголенным нервам причиняло невероятную боль. Так они и шли по длинному коридору — впереди Леночка с опущенной головой, за ней Наина Федоровна с огромным баулом и растерянным выражением лица.
Коридор казался бесконечным. Двери по обе стороны были плотно закрыты, и на каждой висела новенькая, аккуратно и четко выписанная табличка. Леночка не читала их, в отличие от тети Наны. Леночка просто не могла поднять головы, и только узор коричневого линолеума мелькал перед ее глазами.
«Что? Что я пойму? Что я сумею понять, когда вырасту?» — назойливо звучал в ее мозгу голос тети Наны.
Они дошли до какой-то двери и остановились перед ней. Тетя Нана расстегнула пальто, порылась во внутреннем кармане и достала оттуда большой носовой платок. Она развернула платок, промокнула Леночкино лицо и прижала двумя пальцами нос.
— Дуй, — приказала она, и Леночка послушно высморкалась.
Затем тетя Нана краешком платка вытерла пот над верхней губой, скомкала платок и положила его на прежнее место.
Она осторожно постучала в дверь. За дверью никто не ответил. Она снова постучала костяшками пальцев, и Леночка уж подумала, что там нет никого и они сейчас развернутся и пойдут домой, но дверь отворилась, и вслед за маминой подругой Леночка прошла в светлый и теплый кабинет. Как ей показалось, слишком теплый после промозглого осеннего ветра.
— Имя? — Леночка услышала вопрос, но промолчала. Она почувствовала, как ее лихорадит, и отвела глаза в сторону окна. Ей не хотелось, чтоб эта толстая очкастая надменная женщина в белом халате, восседавшая напротив нее за широким дубовым столом, увидела слезы, опять подступившие к Леночкиным глазам.
— Лена. — Тетя Нана теребила длинными нервными пальцами край выбившейся из-под полы пальто блузки.
— ФИО, — сказала заведующая детдомом и строго посмотрела на тетю Нану. Та сжалась под ее взглядом и, покачав головой, мол, не поняла, тут же сообразила:
— Григорьева Елена Сергеевна.
— Понятно.
— Год рождения?
— Семьдесят пятый, — ответила тетя Нана.
— А девочка что, глухонемая?
— Как? — удивилась Наина Федоровна и посмотрела на Лену, словно только что узнала, что та действительно глухонемая, а вот до сих пор и не догадывалась.
— Она разговаривает, нет? — повторила свой вопрос заведующая.
— А… Ну да, ну да, — зачастила тетя Нана. — Скажи, Леночка.
— Что? — Леночка повернулась к тете Нане, взглянув на нее необычайно сухим взглядом. Глаза теперь щипало от сухости, словно внутри ее кто-то повернул тумблер и включил аппарат, выкачивающий из организма влагу. Во рту было противно, и шершавый, непослушный язык прилипал к небу.
— Что говорить умеешь…
На Леночкином лице появилась горькая усмешка, но быстро исчезла. Она расстегнула верхнюю пуговку своего пальтеца и с трудом прошепелявила:
— Что сказать?
— Вот, — Наина Федоровна подняла веки на пышногрудую дородную даму. — Алла Алексеевна спрашивает…
— У нее с развитием все в порядке? — грубо оборвала Алла Алексеевна красную от волнения и вмиг растерявшуюся тетю Нану.
У Леночки неприятно засосало под ложечкой. Она сжалась так, словно хотела превратиться в букашку, вбирая в себя каждую частичку тела, каждый волосок, каждую клеточку. Или превратиться в снежинку. Маленькую ледяную звездочку. И пусть ее жизнь среди миллионов других таких же жизней летит и тает, летит и тает… Леночка улыбнулась, представив себя узорчатой кристаллической ледяной звездочкой. «Улитка, улитка, высунь рожки», — вспомнилось ей.
— Что? — видимо, Леночка подумала вслух, потому что обе женщины посмотрели на нее недоуменно и вопрошающе. У Леночки уже не осталось души, но она все еще помнила, что она была.
— Григорьева Елена Сергеевна, — отчетливо произнесла девочка и подняла на заведующую взор. — Семьдесят пятого года рождения. Закончила два класса. Школа номер сто пять. И с развитием у меня все в порядке! — почти зло выкрикнула Леночка. Глаза ее сверкнули, и в том, что она говорила, был слышен совсем не детский подтекст: «У меня-то все в порядке, а вот у вас…» — Я не получала двоек и даже троек, — тихо добавила она. — И всего одна четверка в табеле, — голос Леночки совсем стих. — По рисованию…
— Ну вот и замечательно. Оказывается, ты и говорить умеешь и учишься хорошо, — Алла Алексеевна поправила сползающие с носа очки указательным пальцем. Она еще раз внимательно оглядела Леночку с ног до головы испытующим взглядом, и Леночке стало муторно. — А рисовать тебя здесь научат, — пообещала она голосом, каким цыган обещает порку отбившемуся от рук отпрыску. — У нас по изо замечательный учитель. За-ме-чательный, — Алла Алексеевна что-то вписала в толстую амбарную книгу, оторвала взгляд от бумаги и мельком посмотрела на тетю Нану. — Олег Трофимович. Он кого хочешь научит рисовать, даже ногой.
Заведующая подняла трубку громоздкого черного телефона, такой можно было увидеть разве что в послевоенных фильмах, и набрала номер, с заметным усилием вращая диск аппарата.