Отражение звезды

Леночка села на переднее сиденье и уставилась в окно. До метро всего три остановки. Три остановки, которые Леночка много лет назад преодолевала бегом, даже не обратив внимание на их протяженность, только в обратном направлении. Это был праздник. Из грязи в князи. Из тяжелого влажного подвала, пропахшего плесенью и гнилью, в чистую, светлую, показавшуюся ей царскими хоромами с блестящей ванной, сверкающими стеклами окон, кафелем и паркетом однокомнатную квартирку в спальном районе. Но какое же это было блаженство! Папа Саша незаметно наблюдал за Леночкой и, поймав на себе его улыбчивый взгляд, Леночка вспыхнула, зарделась и только всплеснула своими тонкими ручонками:

— Ах, как красиво! И теперь мы будем жить здесь?

— Пока — здесь, — ответил он и поднял ее на руки, прижавшись своей колючей щекой к ее пылающей нежной щечке. — А дальше попробуем найти что-нибудь поприличнее.

Она задохнулась от удивления. Разве может быть что-то приличнее, чем эта прелестная удобная и уютная квартирка?

— Папочка Сашечка… — бормотала она ошеломленно, разглядывая его близкие, все в мелких морщинках, родные и ласковые глаза. — Как хорошо, что мы нашлись друг у друга! — По-детски порывисто она обвивала ручонками его сильную шею и сжимала ее, переполненная совсем не детской болезненно жертвенной благодарностью.

Как хорошо, что они нашлись друг у друга — два одиночества, две сиротливые, заброшенные, никому в целом свете не нужные души.

Хотя, конечно же, чтобы оценить все по справедливости, она должна последовательно вспомнить даже самые невероятные подробности своей и его жизни.

* * *

С той самой минуты, как она выскочила на улицу и помчалась в неведомое пространство спутанных улиц, в чересполосицу света и тьмы, в страшное и быстрое мельтешение стволов, облетающих тополей, фонарных столбов и движущихся людских теней с вытаращенными и тусклыми глазами, жизнь ее наполнилась такими событиями, при которых можно жить бесконечно долго, а можно неожиданно, и в любой момент, провалиться в черную пропасть могилы. Не жизнь, а сплошная цепь мучений, горя и счастья, восторга и кромешного уныния, успеха и поражения. И только Аганин, которого Леночка боялась и ненавидела в первые месяцы с такой же силой, как полюбила позднее, смог вырвать ее из вязких болотистых бездн, подарив ей заботу и отцовское любящее сердце.

Потом он лежал с неподвижным лицом и широко раскинутыми руками, но тогда она уже была полна его жизненной силы, которая в конце концов и помогла ей остаться, несмотря ни на что, человеком. И если сейчас она едет в этом автобусе и готовится к завтрашней свадьбе, то только благодаря тому дню, который никогда не сотрется из ее памяти.

Леночка бежала, бежала, бежала.

Хлесткий дождь пронзал насквозь промокшую ткань драпа, когтил лицо острыми иглами льдистых кристаллов и жгучими струйками сбегал за воротник.

Ботиночки, новенькие, только накануне купленные Наиной Федоровной и казавшиеся в своей прочности и толстокожести вечными, на удивление быстро пропитались дождем, став влажными и тяжелыми.

Они хлюпали жижей и кандалами оттягивали слабеющие ножки. Но Леночка, делая невероятные усилия, все же бежала, хоть и не чувствовала онемевших ног и не слышала ничего, кроме ударов собственного сердца и хрипа срывающегося дыхания.

Освещенные окна пролетали мимо нее, как огненные кометы. Или это она летела мимо них к неведомой цели и не могла остановиться, гонимая страхом все дальше и дальше? Леночка была, словно в чаду, не понимая: сон окружает ее или страшная явь. Как странно, но то и дело ее посещали невероятные мгновения самых радостных и светлых дней ее короткой жизни.

— Мамочка, мамулечка, золотко мое, где ты? — тихий голос Леночки отчаянно бился в облачках пара у раскрытого рта. И каждый звук, выдыхаемый ею, совпадал с тяжелым шлепком подошв. Под частым и гулким биением сердца рвалась наружу и не могла справиться с болью, разом нахлынувшей на нее, истерзанная детская душа. Отчаяние — вот что было главным в Леночкином состоянии!

Как быстро и неожиданно закончилось детство! Как внезапно исчезли из ее жизни куколки, разноцветные лоскуточки, пирожки с вишней и припудренные тонкой пылью муки ненаглядные мамины щеки.

Ломило зубы и деревенел язык. Шипели лужи, пузырились, пенились первым снегом, брызги веером разлетались из-под коричневых бот… Лица, лица, лица, недвусмысленная жалость, любопытство…

— Иди, Леночка, иди… Мама спит… мама спит… мама спит… — тогда она не чувствовала себя такой подавленной и несчастной. Разве могло быть что-то плохое в окружающих маму золотых снах? Почему она так долго спит? На кого она бросила свое неразумное дитя? Нелепое трепыхание сердца, мутный свет фонарей, сутулые люди — торопливые бестолковые символы какой-то неведомой прежде силы, уносящей ее за грань бытия.

Еще невыносимей заныло в груди у Леночки, потемнело в глазах, и удушливая волна подступила к горлу. Она задохнулась, споткнулась об острый бордюр, упала лицом в грязь и застыла, скрючившись всем телом, подобрав под себя ноги и обхватив их руками.