Отражение звезды

Мирон почти полдня составлял по записям и рисункам лоцию по Енисею. Отмечал на реке мели, перекаты, пороги, проставлял глубины русла. Тем, кто поплывет следом, будет несравненно легче идти по карте, чем наобум.

После обеда Мирона стало клонить в сон, и, чтобы развеяться, он, прихватив пистолет, направился на прибрежный луг, где под присмотром распопа пасся табун в полсотни голов. При его появлении Фролка, хрипло распевавший: «Тебе поем, Тебе благословим, Тебе благодарим, и молимтися, и молимти-и-ися-а-а-а!» – вскочил с камня, расплылся в улыбке. Мирон поморщился. Очень ему не хотелось брать расстригу в новую экспедицию, но тот поклялся всеми святыми, что не подведет. И так уж слезно умолял, что Мирон не выдержал. Чертыхнулся, но согласился.

И правда, в походе распоп вел себя образцово. Помогал кашеварам, хватался за любую работу. С утра вызвался присмотреть за лошадьми. Их хоть и стреножили, но даже с путами на ногах бывалые лошаденки могли далеко убраться. Ищи-свищи их потом по урманам.

– Играя приведи! – приказал Мирон.

И Фролка тотчас, услужливо улыбаясь, подвел к нему коня. Помог затянуть подпруги, похлопал по крупу:

– Хорош конек! Выносливый! И не забияка, как другие жеребцы. За теми так и гляди, чтоб не сцепились! Вдругорядь то кусаться зачнут, то лягаться…

– Пошел я, – прервал его Мирон. – На берег поднимусь. Осмотрюсь по сторонам.

– Може, мне с вами? – осторожно справился Фролка. – Я ведь, если что… – Он погрозил сухим кулачком в сторону леса. – Я энтих кыргызов, как ветошь, порву!

– Оставайся! – усмехнулся Мирон. – Будет дело – порвешь, а сейчас смотри, лошадей не растеряй!

Он вскочил в седло и направился вверх по крутому склону.

Расстрига быстро перекрестил его вслед и завел нараспев псалом:

– Живый в помощи Вышняго, в крови Бога Небесного водвори-и-и-ится…

Внизу, у кромки воды, кипела работа. Там заправляли Игнатей и Петро Новгородец, а они не любили, когда к ним лезли под руку с советами.

Мирон слегка придержал коня, наблюдая за суетой на берегу. Фролка, невидимый за кустами, продолжал самозабвенно выводить:

– …яко Той избавит тя от сети ловчи и от словесе мятежна-а-а, плещма Своима осенит тя, и под крыле Его наде-е-ешься…

Неподалеку, к своему удивлению, Мирон обнаружил несколько женок. Развесив на кустах постиранную мужскую одежу, среди которой Мирон узнал свои рубахи, женщины весело болтали, плели венки, расчесывали друг другу волосы. Он благоразумно отступил в заросли погуще, выбрался из них на соседнюю поляну и тут обнаружил вдруг тропу, которая спускалась откуда-то сверху к реке. Натянул повод, удерживая коня и раздумывая, как поступить. Внизу распоп продолжал тянуть псалмы:

– …Не убоишися от страха нощнаго, от стрелы летящия во дни, от вещи во тме преходящ-и-и-ия, от сряща и беса полуденн-а-а-аго-о-о…

Мирон перекрестился и направил коня по склону, не спуская глаз с давно нехоженой стежки, что едва пробивалась сквозь траву и слой прошлогодних листьев. Проложили ее точно не звери, а люди: на деревьях виднелись старые меты, затянутые смолой.

Вокруг стояли матерые пихты. Черневая тайга. Седые лохмы лишайников свисали с мохнатых лап. И только яркие, малинового цвета шишки, стоявшие на ветвях, как свечки перед образами, радовали глаз в этом хмуром, без улыбки, лесу.

Тропа забирала все выше и выше. Мирон спешился и, удерживая левой рукой Играя под уздцы, а правой – заряженный пистолет, тронулся дальше по ней. Вскоре смолкли за спиной хриплый голос распопа и звонкий женский смех, лишь от реки долетали стук топоров и мерные удары по железу. Вскоре и эти звуки стихли, только легонько звякали конские удила. Мирон вдруг подумал, что не предупредил Игнатея об уходе в лес, но ведь ничего страшного не случится, если он проведет два часа в одиночестве. Да и Фролка, в случае чего, подтвердит, в какую сторону он двинул.

Тропа тем временем поднялась на отлогий взлобок. Мирон споткнулся обо что-то и остановился. Оказывается, он ударился ногой о деревянный могильный крест, который валялся в траве на осевшем могильном холмике. Рядом второй крест – полусгнивший, поросший мхом. Чуть дальше в траве угадывалась еще одна могила – оплывшая, почти вровень с землей. Мирон огляделся по сторонам. Кладбище? Судя по крестам, православное. Выходит, не они первыми пришли в эти земли? Но кладбище заброшенное. Насельники или давно ушли отсюда, или сгинули от холода, голода, болезней…

Мирон взглянул на вершину холма, заросшую черными, мрачными елями. Там что-то темнело, вроде какое-то строение.

Он начал подниматься на холм, на всякий случай пригибаясь, прячась за крупом Играя. А вдруг там есть кто-то живой, который не слишком обрадуется его появлению?